Мышеловка
Шрифт:
— Ой, смотри, смотри, Вадим… вот он… возле стены… за спиной твоей!
Я быстро обернулся, но кроме выцветших обоев и коврика ничего не увидел. Должно быть, у бедной тетушки совсем крыша поехала. Впрочем, иллюзию человека могла дать тень от ракиты, маячившей в окне. От порыва ветра ветки задвигались, и тень тоже шевельнулась на стенке.
— Хлебните наливочки и успокойтесь, — посоветовал я.
— Какое уж тут спокойствие! — испуганно ответила она. — Мне так и чудится, что он где-то рядом.
— Скоро я все выясню. И поверьте, за всякой чертовщиной всегда скрываются живые люди. — И хотя я произнес это
За разговором с ней и моими догадками у меня совсем вылетели из головы другие проблемы, которые казались мне с утра самыми главными, почти общечеловеческого масштаба: измена жены. А теперь, возвращаясь по тропинке домой, я лишь грустно усмехался, вспоминая свое недавнее отчаянье. «Все проходит, — думал я, вдыхая запах цветущих лип. — И любовь, и горе». Так уж устроена жизнь, что нам не дано долго грустить и пребывать в печали. Где-то всегда ждет тебя новое счастье, или удача, или просто маленькая радость, которая все равно будет посильнее самой большой тоски. И даже собственная неизбежная смерть подобна всего лишь отдаленному раскату грома, а ты сидишь в теплой комнате и наслаждаешься уютом, глядя на огоньки пламени в камине, и надеешься, что она пришла за кем-то другим, а ты будешь жить вечно… Вот прошло всего два часа, а я готов простить все и Милене и Маркову и забыть то, что видел. Я вспомнил, как шел по этой же тропинке в первый день своего прибытия в Полынью, возвращаясь от тетушки Краб. Это было ночью, я был пьян и пел какую-то дурацкую песню, сочиненную на ходу, а кто-то следил за мной, прячась за липами. Не та ли Девушка-Ночь, с которой я позже встретился наяву и провел чудесные часы у Волшебного камня? Где она сейчас, когда появится вновь? И не привиделась ли она мне вообще? Нет, я слышал ее голос, это таинственно повторяемое: «Идем… идем…» Куда? Ведь она больше ничего не произносила. Куда же она звала меня? Только ли к Волшебному камню, к безбрежному морю любви? Или в иные, недоступные человеческому восприятию дали? Доведется ли мне снова увидеть ее, ощутить на устах вкус ее поцелуя, заглянуть в синюю пропасть глаз, обнять нежное тело и опустить лицо в золотую рожь ее волос? Да уже из-за одного этого стоило приехать в Полынью… чтобы сгинуть здесь навсегда.
Я подошел к дому, а навстречу мне из калитки вышли Барсуковы и Комочков. Неразлучный треугольник, с некоторой ехидцей подумал я.
— Слушай, Вадим, кто нас вчера доставил домой? — спросил Сеня. — Я ничего не помню.
— Я и приволок на своих плечах. Шесть рейсов сделал, — ответил я. — Хотел в болото бросить, да пожалел дурней.
— Н-да-а… — многозначительно протянул Комочков. — Видно, лишку хватили.
— А ты вообще утром загибался. Дыхание Чайн-Стокса — один вдох, два выдоха. Думал, пора свечку в руки.
— Ладно, я еще поживу…
— Поживи, поживи, — угрожающе напутствовал его Сеня.
— А
— К пекарю, — ответила за всех Маша. — Хотим спросить его насчет этих тропок на болоте. Может быть, выведет?
— Валяйте, — сказал я и пошел к дому. Возле крыльца стояли два шезлонга, а в них полулежали Милена и Ксения, в купальниках. Загорали.
— Эй, привет! — крикнула мне моя женушка. — Ты где пропадаешь?
— В публичном доме, — грубо ответил я, хотя поначалу мне вообще не хотелось с ней разговаривать. Но она-то не знала, что я видел их ранним утром, а потому была весела и беззаботна. Как птичка. Та самая, которая долго не вьет долгожданного гнезда.
— Ну, это понятно, — сказала она. — А вот завтракать когда будем?
— Сейчас полевая кухня подъедет с солдатской кашей, — отозвался я и вошел в дом. Мне хотелось увидеть Маркова и переговорить с ним. Пришло время. Я обнаружил его в зале. Он сидел, насупившись, за столом и чистил свой пистолет. Взглянув на меня, Егор еще больше нахмурился и буркнул:
— А где у тебя старые валенки хранятся?
— Зачем они тебе? — опешил я.
— Да просто так спросил, чтобы грозу развеять…
— Ты все-таки скотина порядочная, — вновь, как и утром, повторил я.
— Да ладно, хватит… С кем не бывает? Ну хочешь, пристрели меня из этого пистолета? Или мне самому застрелиться? Как скажешь.
— Давно это у вас началось?
— Нет, — честно признался Марков, глядя мне в глаза. — Как только ты в Полынью уехал. Случайно все вышло как-то, глупо.
— Скорее, подло.
— Может, и так. Ты уж извини, дружище… Больше не повторится.
— Значит, попользовался — и хватит?
— Ну что мне теперь, на коленях ползать? — Марков вдруг поднес пистолет к виску и щелкнул курком. — Осечка. Доволен теперь?
— Да у тебя там пуль не было. Ладно. Но я тебе этого все равно не прощу.
— Что, врагами будем?
— Не врагами, но и по дружбе нашей прошла трещина.
— А мы ее замажем чем-нибудь. Давай выпьем?
Я немного подумал, и мне его идея показалась довольно здравой. Что еще делать мужикам в такой ситуации? Только водку пить. Я полез в подвал и принес из запасников бутылку «Абсолюта». Мы перешли на кухню, нарезали огурчиков, помидорчиков и налили по полному стакану.
— За то, чтобы вся мебель в квартире встала на свои места! — находчиво произнес Марков.
— И чтобы пылесос работал! — отозвался я.
…Когда через час Милена и Ксения пришли на кухню, мы уже приканчивали семисотграммовую бутылку и пили за вечную дружбу, будущих внуков и окончание войны на Шри Ланке.
— Ты только погляди на этих голубчиков, — с возмущением сказала Ксения. — Накачиваются тут и даже нас не кликнут.
— А вы вообще уходите, — икнул Марков. — Это наш колодец.
— Топайте, топайте отсюда, — поддержал его я. — Не женское это дело. У нас мужской разговор. За что я тебе хотел морду набить, Егор? Ты не помнишь?..
— Забыл… Ты вроде спер у меня что-то? Или я у тебя?..
— Мальчики, вы тут от тоски совсем одурели, — сказала Милена. — Шли бы на воздух, проветрились. На вас смотреть больно.
— А ты не смотри. Мне стыдно. Я голый, — сказал я и зачем-то стал укрываться скатертью. Тарелки при этом чуть не полетели на пол. Марков едва успел ухватить бутылку за горлышко.