Мышуйские хроники (сборник)

Скаландис Ант

Имелись у Прохора забавные экземпляры и среди новых шильдиков. Только за ними надо было идти в комнату. Ну он и рванулся.

– Погоди, – остановил его второй Прохор. – У меня с собой в кармане как раз один прелюбопытный образец. Смотри. Это когда мы на гастролях были в Японии я специально попросил сделать для наших колонок и усилков.

На шильдике значилось: «Аппаратура группы «Отдел пропаганды», Мышуйск, Россия». И ниже то же самое по-японски.

– Класс, – сказал Прохор, – вот это действительно сувенир! Подожди меня.

Вылетел в коридор, метнулся в свою комнату, быстро нашел обувную коробку с коллекцией последнего года, выбирал не долго,

схватил, быть может, и не самое интересное – шильдик от старинного рояля из Мышуйской филармонии, где Прохора как-то попросили проводку поменять – и пулей обратно, мимо совершенно опешившей Акулины и вытаращивших глаза детишек.

Дверь в кладовку дернул изо всех сил, а она открылась подозрительно легко. И все предметы внутри выглядели уже как обычно. Зря, выходит, спешил. Не было там больше никого...

Полка осталась не повешенной. Так что жене пришлось рассказать все как на духу. Ну и ребята послушали про чудеса. С удовольствием и раскрывши рты от удивления. Трудно сказать, кто из них поверил Прохору, а кто не очень. Во всяком случае Линушка дорогая не могла его обвинить в галлюцинациях с перепою. Там-то в кладовке Прохор совсем трезвым был, это уж потом с горя напился. Особенно после того, как шильдик повнимательнее рассмотрел. Сметливый Гаврик сразу решил достать для сравнения жемчужину папиной коллекции – ту самую японскую диковинку. Ну и оказалось, конечно, что иероглифы на обоих совпадают точь-в-точь.

– Надул он меня, – горько произнес Прохор, смахивая пьяную слезу. – Ни в какую Японию на гастроли ансамбль не ездил. Я теперь понял: он этот шильдик в нашем «Металлоремонте» на Краснолошадской улице заказал.

Ну а семейство Прохора решило про себя, что батя дурака валяет, разыграл их, придумал невероятную историю в оправдание своего безделья, а единственное доказательстао сам и притащил накануне с Краснолошадской. Впрочем, ему-то зачем? Он ведь сам себе «Металлоремонт».

Только младшенький Маврик считал иначе. Ему новый шильдик уж очень понравился: такой гладкий, такой легкий, такой красивый... Вечером следующего сын подошел к Прохору и сказал:

– Смотри, папуль, он в темноте светится.

Прохор глянул – и правда. Слабое такое розоватое сияние. Бережно взял в ладонь и вдруг понял, что еще необычно. Шильдик не весил ничего. Ни грамма. Прохор потом специально на аналитические весы клал. Масса-то была у этого феномена, а веса не было, не давил он ни какую поверхность, парил в воздухе... Вот такой сувенир.

Но все равно грустно. Словно вдруг одиноким себя почувствовал в целом свете. Он и мечтал о новой встрече с двойником, и боялся. А дня через три понял: их перепутали, как детей в роддоме, и каждый попал не свой мир...

В общем, после того случая, Прохор Бертолаев по воскресеньям выпивает баночку импортного пива и перед обедом принимается стену в кладовке дрелью сверлить. Двойник больше ни разу не появлялся, но Прохор не сдается.

– Тут же теория вероятностей, – по обыкновению объясняет он. – Вот если б я мог двойнику по телефону позвонить и точно договориться... А так можно лишь на интуицию надеяться.

И еще он точно помнит, что пиво в тот раз было «Хайнекен», а теперь то «Гёссер» попадается, то «Хольстен». Ну, не завозят больше в Мышуйск «Хайнекен»! И Прохор свято убежден, что в этом-то все и дело.

РАВНЕНИЕ НА… ВИТАМИНЫ!

«Ровняйсь!», «Смирно!», «Кругом!», «Шагом арш!», «На месте, стой.», «Вольно.», «Разойдись.», – звенело в раскаленном воздухе над плацем, а голос у лейтенанта Помидоренко был сильный, чистый, красивый… «Ему бы в театре петь», – думала пристроившаяся в теньке и, как всегда, с удовольствием наблюдавшая за занятиями строевой медсестра Нюра Огурцова. Команды эти с самого рождения сопровождали Нюру в ее короткой девичьей жизни. А как же иначе, если отец – военный, мама – офицерская жена со стажем, и девочка, сколько себя помнила, ездила с ними по всей стране. Теперь отец в отставку вышел в звании полковника, и остались они в Мышуйске, похоже, уже надолго. Нюра нынче сама при погонах: после школы закончила курсы военных медсестер, аттестовалась и служит себе младшим сержантом в огромном хозяйстве орденоносной спецчасти генерала Водоплюева на Объекте 0013.

Не раз отмечали Нюру значком отличника боевой и политической подготовки, но главное – стоит она на страже здоровья всего мышуйского воинства. Не допускает, чтобы солдатики простужались по глупости, да мозоли портянками натирали, или расстройством желудков мучались, объевшись на учениях сладких пушистых сыроежек или скользких скрипучих маслюков, напоминающих вкусом чипсы с паприкой; да еще разных удивительных ягод. Между прочим, их в полутайге сортов двадцать насчитывается только идеально съедобных, а условно съедобных – в пять раз больше. И все это Нюре положено знать: спецчасть – она и есть спецчасть. Служба в секретных войсках ответственная как нигде. Ракетчикам и тем не так страшно расслабиться. У них всегда известно, откуда враг грозит, и главное – не нажать сгоряча какую-нибудь неправильную кнопку. А в мышуйской полутайге сам генерал Водоплюев не ведает, с какой стороны ждать подвоха.

Смешные они ребята, эти спецназовцы! Как свирепого волосатого слона бэтээрами в ловушку загонять – это они хорошо знают, от игольчатых крыс в Сивом логу отстреливаться отлично умеют, даже в Зыбучую топь на болотоходах бесстрашно лезут, а вот простые лопухи от листьев бешеной капусты иной раз отличить не могут, воду пьют какую попало и вообще о здоровье своем очень мало думают. Что бы они делали без медсестры Огурцовой!

Нюра и так и сяк пытается солдатикам суровую казарменную жизнь облегчить, вот только начальство ее не всегда понимает. Был, например, такой случай. У лейтенанта Леши Помидоренко насморк случился, и Нюра ему по собственной инициативе решила капли принести прямо на занятия по тактике. Леша рассердился сначала, но потом благодарил: каково сорок пять минут с забитым носом материал излагать. Но суть не в том. Нюра до этого на занятиях не была никогда, а тут сразу профессиональным глазом отметила: больше половины личного состава присутствует в учебном классе чисто номинально – дремлют они, с трудом удерживая головы руками, а некоторые – разве что не храпят.

Нюра разом вспомнила свою пионерскую юность. Любила она летние лагеря с их четким распорядком, режимом питания, учебными походами в полутайгу и увлекательной игрой в «Зарницу», где она, естественно, была медсестрой. Но с особой теплотой вспоминался почему-то тихий час после обеда, когда можно было по-настоящему расслабиться, закрыть глаза и увидеть хороший, добрый сон. По ночам-то не всегда спали: то страшилки рассказывали, то с мальчишками целовались, то куролесили, устраивая розыгрыши друг другу, то бегали к заброшенной церкви на кладбище – доказывать самим себе, что ничего не боятся. В общем, в пионерлагере «Мышуйский Будь готов» (хотите верьте, хотите нет, а именно так его и называли) тоже нелегкая была служба, почти как у спецназа.