На 9-ой хребтовой
Шрифт:
– На днях видел ее в кино с парнем. Парень плевый, конечно, сопляк такой в очках, и я вообще-то понимаю, не дикарь какой-нибудь, как Гасан. Но вдруг кто-нибудь другой увидит, представляешь?
– Голос Тофика стал жестким.
– Ты представляешь, что будет?
Мурад кивнул.
– Я долго сомневался, сказать тебе или нет, но после того, чТО сегодня случилось... Я жених все-таки.
– Не беспокойся, - сказал Мурад.
– Я вкручу ей мозги. Извини ее. Сам поникаешь, образованная.
– Мурад горько усмехнулся.
– Да я лично все прощаю. Лишь бы другие не видели,
– Больше не увидят, не беспокойся, - повторил Мурад и вошел к своему дому. Сабир побежал за ним.
Женщины обсуждали во дворе сегодняшнее происшествие. Мать Мурада и Сабира Мансура, сидевшая на крыльце, увидев сыновей, сейчас же поднялась и пошла за ними.
– Где Солмаз?
– спросил у нее Мурад.
– Занимается. А в чем дело?
Мурад решительно шагнул к комнате сестры, приоткрыл дверь и, увидев Солмаз, склонившуюся над столом, тихонько отошел.
– В чем дело? Зачем тебе она?
– забеспокоилась Мансура.
Мурад вытащил из кармана сигареты, одну дал матери, другую сунул себе в рот. Полез за спичками. Мать вытащила свои, и они закурили. Сабир стоял рядом и ждал, когда Мурад заговорит.
– Солмаз опять в кино ходила с очкастым каким-то, - сказал наконец Мурад.
– Кто видел?
– быстро спросила Мансура.
– Тофик.
Мансура успокоилась.
– Хочу с ней поговорить, - сказал Мурад.
– Я сама ей скажу, не вмешивайся, - предложила Мансура.
– От твоих разговоров никакого толку, больно все образованными стали. Мурад сделал неопределенное движение рукой то ли в сторону Сабира, то ли в сторону комнаты Солмаз.
– Сам поговорю.
– А что ты собираешься ей сказать?
– спросил Сабир.
– Сейчас услышишь. Есть в этом доме старший, в конце концов?
– Есть.
– Кто?
– Ты.
– Тогда не вмешивайся!
Услышав голоса, Солмаз вышла из комнаты.
– Добрый вечер, - улыбнулась она всем.
– Добрый вечер, - угрюмо буркнул Мурад и затянулся сигаретой.
– Мурад ругать тебя будет, - предупредил сестру Сабир.
– А я знаю за что, - ответила Солмаз.
– За то, что я ходила в кино с ребятами из нашей группы, а Тофик нас видел. Правильно?
– Да, - согласился Мурад.
– Он только что сказал мне...
– Странный человек! Сам был с нами, смеялся, шутил, а теперь склоку разводит...
– Он тебя случайно встретил.
– Ну и что? Встретил и потом все время был с нами.
– А кто этот парень в очках?
– Староста наш.
– Ну, вот что. Слушай меня внимательно, сестренка. Я все делаю, чтобы вы получили образование - и ты и он, - Мурад кивнул на Сабира.
– Но это не значит, что, став образованными, вы можете потерять честь и совесть. Хорошо еще, тебя видел сам Тофик, а если б кто другой? Ты понимаешь? Тофик пока все терпит из уважения к нашей семье, ко мне, но если об этом узнают люди и он не станет сносить позор?
– Ну и пусть не сносит!
– вмешался Сабир.
– Мало того, что мы отдаем сестру за этого бездельника и трепача, еще должны ее взаперти держать!
– Не суйся.
– Она и моя сестра!
– Почему же твоя сестра согласилась выйти за него замуж, если он врун и бездельник? Разве ее заставлял кто-нибудь? Я тебя спрашиваю, заставлял я тебя?
– повернулся Мурад к Солмаз, очень смущенной этим разговором.
– Нет - отвечала она.
– Я против него ничего не имею. Но неужели я не могу разок в кино сходить? Он все время торчит на углу со своими товарищами, а я дома сиди?
– Поженитесь - и будете смотреть кино. Тогда уж не мое дело. Но пока ты живешь под этой крышей, ты должна соблюдать приличия. Уж я не говорю, что Тофик мой лучший друг...
Мурад подошел к столу, давая этим понять, что можно приступить к обеду.
– Ты так уважаешь своего друга, - сказал Сабир.
– А почему бы ему из уважения к тебе и твоей сестре не бросить бездельничать?
– Не беспокойся, он уже устроился на работу. Будет ездить по районам и привозить воду из всех рек и озер на анализ в лабораторию. И в вечернюю школу будет ходить.
Сабир хмыкнул, а Солмаз сказала:
– Ну, это уже не обязательно, в тридцать два года в пятом классе учиться...
Ранним утром Мурад, одетый в телогрейку и сапоги, вышел на улицу. Дворник еще не успел подмести ее, но она казалась удивительно чистой - ночной норд унес все бумажки. На углу Мурад остановился.
На 9-й Хребтовой еще два человека начинали свой день так же рано - Мишоппа и сапожник Давуд. К этому же времени иногда возвращался с ночного дежурства и милиционер Мустафа. Обычно они перекидывались словцом-другим, Мурад угощал всех сигаретами, и, покурив, друзья расходились. Мустафа шел спать, Мурад и Мишоппа направлялись к вокзалу, а Давуд с большим, кульком, в руках пускался по соседним дворам. По ночам он шил чувяки, и каждое утро ему приходилось избавляться от улик - рассовывать обрезки резины и кожи по чужих мусорным ящикам. Эта нехитрая уловка давала возможность работникам ОБХСС не препятствовать частной инициативе.
...Мурад посмотрел на часы. Пора было уходить, а никто не появлялся. Он решил подождать еще немного.
Первым подошел Мустафа. Они поздоровались, Мурад вытащил сигареты, и оба закурили.
– Пусть земля ему будет пухом, хоть и неважный он был человек, - сказал милиционер.
– Надо пойти посочувствовать горю вдовы и детей.
– Обязательно, - согласился Мурад.
– Но я не знаю, где он живет.
Показался со своим кульком Давуд и, перейдя улицу, зашел в первый двор.
– Соберемся на углу к трем и пойдем все вместе.