На берегах Южного Буга. Подвиг винницкого подполья
Шрифт:
И она пошла дальше, уже почти механически повторяя заученные движения. Только скорей, только скорей!..
Стоп! На перекрестке часовой! Увидел или нет?.. Свернуть в переулок! Но тут какой-то голос внутри заговорил упрямо и озорно: вон на том сером угловом доме наклеить. На том сером, под боком у солдата. И, уже ни о чем не думая, повинуясь охватившему ее азартному чувству, Ляля зашагала вперед, на ходу кое-как смочила клеем бумагу и, когда солдат повернулся к ней спиной, легонько пришлепнула листовку на стену. Все тем же уверенным шагом, высоко закинув голову, она продолжала свой путь, с трудом заставляя себя не оглядываться.
Если бы Игорь видел в эту минуту ее лицо, светившееся неподдельной
Дом на Депутатской
Скромная библиотека имени Крупской, помещавшаяся в одноэтажном кирпичном доме на Депутатской улице, рядом с домом-музеем писателя Коцюбинского, еще до войны была для Игоря Войцеховского излюбленным местом, где он просиживал целые вечера подряд. И сейчас он приходил сюда почти так же аккуратно, словно не желал менять своих привычек ни при каких обстоятельствах. Это действительно было на него похоже, только теперь уж не любовь к чтению, не укромный тенистый садик, где когда-то гулял и работал автор «Фата морганы», где так хорошо было посидеть наедине с книгой, и не знакомство с библиотекарями, предоставлявшими ему одному такую возможность, влекли Игоря на Депутатскую улицу. В тихой библиотеке имени Крупской сосредоточились ныне все его надежды и мысли, все то, чем он жил, и это были не книги и не заветная скамейка в саду, стоявшая и теперь в неприкосновенности среди старых каштанов.
То, с чем он уходил из библиотеки, называлось теперь одним словом – задание.
Дома, в квартире Войцеховских, слово это овеществлялось, превращаясь либо в поддельные немецкие документы, либо в листовки, которые предстояло распространить, либо в оружие, которое надо было припрятать. Оно, это слово, воплощалось в целую систему взаимоотношений с разными людьми, одни из которых знали Игоря Войцеховского как члена подпольной группы, другие – просто как Игоря, студента пединститута и «хорошего парня», третьи совсем не знали, но в силу той же железной системы выполняли его, Игоря, поручения.
Ко второй и третьей категориям – сам Игорь установил такое разделение – принадлежало немало людей, и этим он особенно гордился, в душе считая себя образцовым конспиратором. К людям, которые действовали по его поручениям, не догадываясь, что они работают на подполье, Игорь причислял и мать, Веру Ильиничну. Не было никакой нужды скрывать от нее правду, это доставляло только лишние хлопоты, и Ваня Бутенко не раз убеждал друга покончить с ненужной конспирацией в собственном доме, но Игорь не видел необходимости ломать систему, которой он так дорожил, и, как всегда, не поддавался никаким уговорам.
Людей, знавших Игоря как подпольщика, было пятеро. Может, их насчитывалось и больше, но других сам Игорь не знал. Первым лицом в этом списке был, конечно, Ваня Бутенко, закадычный друг Игоря. Они познакомились случайно осенью сорок первого, но совсем не случайным было их быстрое сближение. До войны Ваня жил в Харькове, учился на факультете журналистики. В Винницу его привела та же судьба, что и многих других, пришедших сюда осенью сорок первого года: окружение, плен, бегство из плена. К моменту знакомства с Игорем Ване уже удалось нащупать тропку к подполью. Она начиналась от приютившей его пожилой учительницы, чудесной женщины, относившейся к Ване как к родному сыну; она, эта тропка, и привела его к тому месту, куда уже знал дорогу Игорь Войцеховский, и даже к тому самому человеку, от которого он получил свое первое задание.
Этим местом была библиотека имени Крупской, этим человеком – Валя Любимова, та самая библиотекарша, что когда-то, в знак особого расположения, разрешала
Вале было уже за тридцать, и по праву взрослого человека, а может быть, и по праву красивой женщины, привычно знавшей силу своего обаяния, она относилась к Игорю и другим «мальчишкам» с откровенной, чуть небрежной и чуть кокетливой снисходительностью. «Твой паж пришел, Валя», – посмеивались Ксения Москвина и Наташа Медведь, завидев у стойки абонемента одного из Валиных «мальчишек», пришедшего менять книгу.
Однажды – дело было еще за год до войны – эту фразу услышал Игорь. Что-то надолго изменилось с тех пор в его отношении к Вале Любимовой. Не то чтобы он стал ее сторониться, но прежняя непосредственность уже исчезла, появилась напряженность, холодок, который Валя, конечно, сразу почувствовала. То ли потому, что она была избалована поклонением, то ли потому, что действительно питала интерес к этому серьезному, замкнутому юноше, самостоятельность которого ей всегда нравилась, Валя была не на шутку задета этой переменой в поведении Игоря. Как-то раз, когда он по обыкновению сидел на скамейке с книгой, она вышла в сад, подсела к нему и сама начала разговор. В тот день ее что-то угнетало, ей было явно не по себе – видно, хотелось выговориться, излить душу; и за эти полчаса Игорь узнал о Вале больше, чем за все годы знакомства. Он не любил менять свои представления о людях, но тут его привычные представления разом опрокинулись; он с огорчением понял, что еще не знает жизни.
У Вали была совсем не такая легкая и складная судьба, как ему казалось. Она была замужем, жила не очень счастливо, но привыкла, успокоилась, поняла, что лучше не будет. Собиралась поступить в институт, мечтала стать врачом: как много неизведанного в этой профессии!.. Но тут свалилось несчастье: арестовали мужа. За что, почему, она до сих пор не знает. Это трудно было пережить. До сих пор трудно… Ну, конечно, планы, мечты – все пошло прахом. На ее плечах старики-родители, надо работать. Решила пойти по совместительству в медицинскую библиотеку: днем – здесь, вечерами – там. Конечно, Игорь прав, можно было бы и заочно начать заниматься, работа такая, что времени хватило бы, но нужна еще воля для этого, нужно найти в себе силу сдвинуться с мертвой точки…
С того дня, с того разговора Валя Любимова и Игорь Войцеховский стали друзьями.
Четырнадцатого июля 1941 года, в день, когда фашисты заняли Проскуров, Игорь пришел в библиотеку проститься с Валей. Он знал, что, скованная по рукам и ногам больными стариками, она не может эвакуироваться. Тогда же, в библиотеке, произошло событие, заставившее и его отказаться от этой мысли, вернуться домой к матери со словами: «И здесь люди нужны». Он остался в Виннице как член подпольной организации.
Одно из первых же серьезных заданий, полученных через Валю Любимову, связало Игоря с человеком, который стал третьим в ряду его товарищей по подполью. Однажды Валя от имени руководства предложила Игорю отправиться в Жмеринку, разыскать на железнодорожной станции некоего Данилова Виктора Васильевича, работавшего там электриком, и передать ему директиву центра – разумеется, устную. Директива предписывала Данилову, не ограничиваясь диверсиями, развернуть и агитационную работу: в частности, размножить и распространить листовку с призывом к населению саботировать все мероприятия оккупантов и вступать на путь активной борьбы с фашизмом. Текст листовки следовало составить на месте, причем Игорю отводилась в этом деле главная роль, так как Данилов, по словам Вали, был «писатель неважный». Трудность задания заключалась в том, что Жмеринка принадлежала уже к «румынской» территории и Игорю предстояло перейти границу.