На далеких рубежах
Шрифт:
— Что ж вы будете делать?
— Определю уровень радиации, прикажу осмотреть летное поле, развернем восстановительные работы…
— Действуйте, — не дал ему договорить полковник.
Работы по ликвидации последствий атомного взрыва были выполнены наполовину раньше срока. А все потому, что Сидор Павлович заранее заготовил все, что нужно для ремонта бетонки: камень, кирпичи, гудрон. Все это было погружено на мощные МАЗы, стоявшие в окопах.
Сидор Павлович считался погибшим, но дело его жило. Недаром говорят, что инициативный, боевой командир остается в строю и после смерти…
Наладив связь, Поддубный выяснил обстановку. Все летчики полка, выполнив полетные задания, благополучно приземлились на запасных аэродромах.
Учения шли своим чередом.
Группами, звеньями, парами и в одиночку возвращались летчики на свой аэродром. Самолеты заправлялись горючим, воздухом, кислородом и снова взлетали, устремляясь на рубежи перехвата.
Встала в строй клубная машина, и через местный радиоузел передавались скупые сообщения об успехах летчиков и авиационных специалистов. Прозвучали над аэродромом фамилии майора Дроздова, капитана Маркова, лейтенантов Байрачного и Скибы. Все они заслужили благодарность генерала.
О Телюкове пока что не было слышно. Только под вечер запросил он разрешения на посадку. Оказалось, его долгое время держал в своем резерве командир дивизии. И вероятно, летчика не очень радушно угощали на запасном аэродроме — не успел он снять с себя маску-скафандр, как скомандовал:
— Дайте что-нибудь поесть, аллах вас забери!
Ему подвезли кастрюлю с гуляшем и литровый термос с кофе. Гуляш он съел, а кофе не успел выпить. Пришел персональный вызов с КП дивизии.
— 777, воздух!
Поддубный схватился за голову, когда услышал данные штурмана наведения: высота — 25 километров, скорость — 2200 километров в час. Чтобы достать цель, летчик должен был лететь в два раза быстрее звука.
Наводил перехватчика майор Гришин. В эфире слышались его короткие отрывистые команды:
— Я — «Робинзон». 777, ваш курс… Как поняли?
— Вас понял правильно, я — 777.
И снова:
— Я — «Робинзон». Вправо тридцать.
— Понял — вправо тридцать.
Не только подполковник Поддубный — все, кто находился в это мгновение — именно мгновение! — на СКП и КП, прислушивались к эфиру или же следили за полетом перехватчика и цели по экранам радиолокаторов.
Шел последний, заключительный этап учений, и судьбу его решали двое: капитан Телюков и майор Гришин. В данном случае речь шла об оценке не только полка, но и дивизии.
На земле уже сгустились вечерние сумерки. А на высоте 25 километров еще вовсю светило солнце. Нигде ни облачка, ничего, на чем можно было остановить взгляд.
Казалось, отсюда рукой подать до космоса…
— Я — «Робинзон». Смотрите вперед, 777!
— Смотрю — не вижу…
— Скорость!
— Иду на максимальной.
— Немного ручку от себя. — Я — «Робинзон». У вас есть резерв высоты. Скорость нужна!
— Даю скорость.
— Наблюдаете?
— Пока нет.
«Неужели на такой высоте видимость значительно хуже, чем на средней?» — в волнении подумал Поддубный. И вдруг его как бы кольнуло в сердце.
— Я — 777. Цель наблюдаю. Атакую!
У Поддубного мелькнула мысль, что это ему почудилось. Но нет! Он четко слышал голос Телюкова: «Атакую!»
— Телюков перехватил высотную цель! — донеслось из всех висевших на аэродроме динамиков.
Гоняясь за целью, Телюков потерял всякое представление о своем местонахождении. Выйдя из атаки, он запросил курс на аэродром. На свой ему не дали — далеко.
— Ваша точка — 38.
Это был позывной Северного аэродрома, того самого аэродрома, гостиница которого носила название «Белка».
Идя по заданному курсу и постепенно снижаясь, Телюков внезапно врезался в дождевую полосу, которую издали принял за обыкновенную тучу, и на некоторое время растерялся. Дождевые капли, ударяясь о фонарь кабины, вспыхивали яркими огоньками. Казалось, самолет вот-вот загорится и взорвется. К счастью, полоса дождя быстро миновала, и самолет вышел в чистое небо, где непонятное явление сразу прекратилось.
«Аллах меня забери, что ж это такое было?» — терялся в догадках Телюков, поеживаясь от охватившего его неприятного холодка.
Садился он с перелетом и, чтобы сократить пробег, выпустил посадочный парашют, которым почти никогда до этого не пользовался.
С Северного аэродрома его уже не выпустили: на побережье разыгрывалась, как в предыдущую ночь, грозовая деятельность. Волей-неволей летчик отправился на ночлег в гостиницу «Белка».
Там было как на заезжем дворе во время ярмарки. Откуда только ни послетались летчики! Кроватей не хватало, и офицеры устраивались где придется. Заведующая — тетя Параска — стелила на голый пол матрацы и ворчала:
— И откуда только принесла вас нелегкая? Все падаете и падаете с неба на мою голову, словно других аэродромов нету!
Была при «Белке», так же как при всех других гарнизонных гостиницах, генеральская комната. Телюков заглянул туда — пусто.
— Впустите, тетушка Параска!
— Куда?
— В генеральскую.
— Ишь чего захотел! Не дорос, соколик! Да, говорят, московский генерал где-то здесь летает.
— Верно. Я давеча гонялся за ним. Он сел в другом месте.
— А ты, милок, не обманюешь меня, старуху? — недоверчиво спросила заведующая.
— Никогда ни одной женщины не обманул…
— Ишь охальник! Ну ладно уж, ложись в генеральской, коль не обманюешь. Только не на кровать, а на диван ложись. Слышишь? А ежели постучу — беги без оглядки!
— Слушаюсь, тетушка Параска!
Раздевшись, Телюков подумал-подумал да и нырнул в генеральские перины, предусмотрительно накинув на дверь крючок. И не успел он как следует разнежиться, как кто-то настойчиво постучался.
— Кто там?
— Генерал прилетел! — послышался испуганный голос тетушки Параски.