На день погребения моего
Шрифт:
Уже несколько лет находившийся в процессе разработки тоннель был привычной остановкой для праздных бальнеоманьяков эпохи, ездивших с одного спа-курорта на другой, по всей Европе и за ее пределы, любителей минеральных вод, искателей соединений элементов еще даже не открытых, по слухам, некоторые из этих элементов были источниками терапевтических лучей, которым еще не присвоили буквы какого-либо алфавита, но они уже были известны и обсуждались знатоками спа от Баден-Бадена до Уогга-Уогга.
Однажды появилась группа таких посетителей, примерно полдюжины человек, пробрались сквозь облака Моазаготль и прочее. Все — более или менее апатичны из-за ветра. И вдруг:
— О, взгляните на этих забавных маленьких человечков с большими усищами — бегают туда-сюда в исподнем и устанавливают динамит, это просто невероятно смешно!
Риф ужаснулся, узнав голос Руперты Чирпингдон-Гройн. Японский городовой, как далеко и как быстро ему пришлось бежать, прежде чем он снова увидел, где раки зимуют, и совершил те же самые ошибки, без сомнений, мера за меру? Конец всё ближе, знакомое старое чувство трепета поднимается от члена к мозгу, он осторожно посмотрел на нее.
Черт возьми. Соблазнительна, как всегда, возможно, даже больше, а что касается уровня дохода — этого ледяного мерцания в подземных сумерках, кажется, было действительно достаточно, и он готов был поспорить, что ее наряд тоже прямиком из Парижа. Двое других бурильщиков стояли, разинув рты, не в силах их закрыть, ласкали себя без стыда. Эта галантность какое-то время взывала к ее вниманию, потом, в конце концов, она посмотрела вверх и узнала Рифа.
— Что, снова ты. А ты почему не поглаживаешь свой, я стала столь непривлекательна?
— Должно быть, забыл, что с ним делать, — улыбнулся Риф, — жду, пока ты мне напомнишь.
— После Нового Орлеана я не уверена, нужно ли мне вообще с тобой разговаривать.
Молодой итальянский джентльмен студенческого возраста в охотничьем костюме, модифицированном для лазанья по горам, подкрался к ней:
— Macch`e, gioia mia, не надо, радость моя, какие-то сложности с этим троглодитом?
— C`almati, не беспокойся, Родольфо, — Руперта сжала ручку модного альпенштока из черного дерева со степенью раздражения, достаточной для того, чтобы ее спутник заметил это и получил предупреждение. — Tutto va bene. Un amico di pochi anni fa, всё в порядке, это старый друг.
Юноша, бросив на Рифа отрывистый злобный взгляд, отошел и притворился, что его продолжает интересовать гидравлическое бурение.
— Приятно видеть, что ты придерживаешься своих стандартов, — кивнул Риф. — Не выбираешь деклассированные элементы или что-то в этом роде.
— Мы пробудем в Домодоссоле одну-две ночи. «Отель де ля Виль э Пост», уверена, что ты его знаешь.
Она развлекалась тем, что ждала, пока Родольфо уснет, потом надевала платье из чистейшей пурпурной целлюлозы, заматывалась в украшения из искусственного янтаря и присоединялась к девушкам, слонявшимся к концу тоннеля, часто поздней ночью она оказывалась на четвереньках на Голгофском Холме, в нее проникала небольшая очередь тоннельных рук, часто — по две сразу, ее проклинали на неизвестных языках, кажется, она просто жаждала поведать Рифу о первой выпавшей на ее долю удаче.
— Большие, грубые от работы руки, — бормотала она, — мнут меня, царапают, а я всегда пытаюсь сохранять мягкость и гладкость кожи, вот, потрогай здесь...помнишь...
Риф, всегда знавший, что ей нужно — в конце концов, когда дело доходило до совокупления, Руперта было не очень сложным человеком, это было одно из ее главных преимуществ, если действительно хотите знать — был обязан овладевать ею с заботливой грубостью, вдавливая ее лицо в подушки и разрывая на ней довольно дорогое белье, и, несмотря на присутствие юного Родольфо в соседней комнате, они домкратом пробивали свой путь к взаимному взрыву, запоминающемуся только до следующего раза, который должен вскоре наступить.
Но переломный момент настал во время одного из длинных посткоитальных монологов, которые Руперта почему-то считала необходимым произносить, а Риф считал, что они оказывают расслабляющее действие. Он почти уже был готов уснуть, как вдруг имя Скарсдейла Вайба прозвучало в потоке пустой болтовни, и он потянулся за новой сигаретой.
— Знакомое имя.
— Еще бы. Один из ваших американских небожителей.
— И он сейчас здесь?
— Tesoro, золотце, рано или поздно все оказываются здесь. Этот Вайб скупает образцы ренессансного искусства с поспешностью, не подобающей даже американцу. По слухам, его следующая цель — Венеция. Пожалуй, он купит еще и ее. Он твой друг? Представить такое сложно, но скоро мы будем в Венеции, возможно, ты нас познакомишь.
— Не знал, что я приглашен.
Она посмотрела на него, и, возможно, в качестве официального приглашения потянулась к его члену.
Филип был бывшим питомцем печально известной детской тюрьмы под названием «Пти-Рокетт» и рано научился оценивать пространства учреждений. Особенно он был лаком до соборов, ему нравилось думать об этой горе как о трансцендентальном здании, где тоннели — это апсиды.
— То, что в соборе выглядит твердым, никогда таковым не является. Стены полые внутри. В колоннах — винтовые лестницы. Эта вроде бы твердая гора — на самом деле скопление горячих источников, пещер, расселин, галерей, одно потайное место за другим, и Тацельвурмы всё это досконально знают. Они — жрецы своей собственной темной религии...
Его прервал крик.
— Ndih 'm"e, помогите! — крик раздавался из маленькой боковой галереи. — Nxito, скорее!
Риф вбежал в запах свежеспиленной сосновой древесины креплений и увидел Тацельвурма — он оказался намного больше, чем можно было бы предполагать, склонился над Рамисом. Существо устрашало своих жертв взглядом, гипнотизировало их, чтобы они смирились со своей судьбой, и это, кажется, сработало с албанцем.
— Эй, Братан! — крикнул Риф.
Тацельвурм повернул голову и внимательно посмотрел на него. «Я тебя увидел, — говорил его взгляд, — ты — следующий в моем списке». Риф оглянулся по сторонам в поисках какого-нибудь предмета, которым можно было бы его ударить. Бурильное сверло в его руках было слишком коротким, ближайшие отбойные молотки и лопаты находились недостаточно близко, похоже, он мог дотянуться только к ближайшему участку, где лежал домкрат. К тому времени, как это понял, со светом начало твориться что-то странное — тени появлялись там, где их быть не должно, и Тацельвурм исчез.
Рамис работал в белье, на его ноге был длинный изрядно кровоточивший порез.
— Лучше пойти в лазарет, — сказал Риф, — пусть там посмотрят. Ты можешь идти?
— Думаю, да.
Появился Филип и еще несколько человек.
— Я скоро к вам вернусь, — сказал Риф, — просто хочу удостовериться, что оно ушло.
— Вот, — Филип бросил ему восьмизарядный пистолет Манлихера, судя по весу, с полной обоймой. Он осторожно вошел в царство теней.
— Привет, Риф.
Кажется, это выскочило из скалы — конденсированная кинетическая клякса смертоносных мускулов и когтей, при том визжащая.