На фарватерах Севастополя
Шрифт:
– Что случилось?
– спросил по телефону Трясцин. Из машины сообщили, что от сотрясения заглохли дизели и прекратилась подача горючего.
– Сейчас исправим!
– доложил механик.
В наступившей тишине слышно было, как стучат железными ручниками в машинном отсеке.
Время тянулось медленно, видневшийся вдали отряд кораблей снова уползал за кромку горизонта, оставляя над водой лишь верхушки тонких мачт.
Наконец гулко застучал дизель, и Трясцин, облегченно вздохнув, поставил ручки телеграфа «вперед».
И тотчас же сигнальщик доложил: «На корабль
– Живем, Марковчин!
– весело сказал Трясцин штурману.
Самолеты снова пикируют на корабль. Осколками бомб [80] тяжело ранило рулевого Никонова. Командир, осторожно поддерживая рулевого, сам стал за штурвал. На мостик прибежал военфельдшер с санитаром. Матрос Синюков, потушив полгар в артиллерийском погребе, выскочил на палубу отдышаться.
– Синюкова на мостик!
– приказал Трясцин. Матрос бегом поднялся по трапу и принял из рук командира штурвал.
Тральщик уклонялся от атак самолетов то вправо, то влево, то увеличивал, то уменьшал скорость.
– Какие ближе?
– громко спрашивал Трясцин сигнальщика Ефремова, и тот в полный голос докладывал:
– Слева оторвались!
– Право на борт!
– командовал Трясцин рулевому и снова спрашивал сигнальщика:
– А сейчас какие ближе?
– Прямо по носу! Оторвались!
– кричал сигнальщик.
– Так держать!
– командовал Трясцин рулевому, ставил ручки телеграфа «на самый полный вперед», и бомбы с грохотом ложились за кормой.
Наблюдавшие все это армейские офицеры и солдаты всячески старались помочь экипажу корабля. Они установили на палубе и надстройках тральщика пулеметы, вооружились автоматами и открыли не столько прицельный, сколько энергичный огонь по вражеским самолетам.
Корабль уже имел несколько пробоин в корпусе, в кормовой отсек все больше поступала вода, два раза возникал пожар в кают-компании и на юте, но каждый раз огонь тушили, пробоины заделывали, воду откачивали. О пробоинах и поступлении в отсеки воды матросы старались не говорить армейским товарищам.
Так продолжалось до тех пор, пока на далеком горизонте не открылся Тарханкутский маяк. В какой-то момент самолеты фашистов словно отодвинулись в сторону от корабля, и там завязались воздушные бои.
– «Ястребки» пришли, теперь не пропадем! Да и крымская земля рядом, - говорили матросы.
…К исходу следующего дня, расстреляв весь свой орудийный боезапас, с обгорелой трубой и надстройками, с множеством пробоин в корпусе тральщик «Взрыватель» входил в Севастопольскую бухту.
Отряд транспортов и боевых кораблей Черноморского флота успешно выполнил задание и перевез войска целой армии и военно-морской базы без потерь. Войска из Одессы ушли непобежденными. [81]
История войн не знает примера более четкой а организованной эвакуации морем такой массы людей, вооружения и техники. Исключительную роль в обороне Одессы сыграли корабли Черноморского флота. И это естественно: они защищали свою военно-морскую базу.
К утру находившиеся на кораблях и транспортах воинские части выгрузились и рассредоточились на берегу.
Сознаюсь, с интересом присматривался, я к этим людям из Одессы. Хоть мы в Севастополе и подвергались почти ежедневным налетам и бомбежке фашистской авиации, но нам еще не приходилось участвовать в непосредственных схватках с фашистами, ходить в штыковую атаку под артиллерийским и минометным огнем.
Наши гости чувствовали то, что должен был чувствовать всякий человек, выйдя живым и невредимым из горячего боя, и сейчас радовались непривычной утренней тишине, ясному солнцу и спокойному морю.
Но каким бы ни было приятным и красивым в это тихое утро Черное море, настоящий пехотинец никогда не променяет матушку-землю на эту зыбкую стихию.
– На земле как-то и воевать сподручней и умирать, если надо, спокойней!
– говорят бывалые солдаты.
– На земле тебе и бугорок и кустик поможет, и зацепиться и удержаться есть где, да и врага обмануть легче. А вода есть вода!
Бывает, что от одного случайного снаряда или торпеды гибнет корабль, а с ним и беспомощные «пассажиры», в которых превращаются бравые пехотинцы, попадая на корабль. Если шторм захватит в море - моряку хорошо. Он на вахте, у механизмов, занят своим делом, а пехота сидит в трюме и томится в ожидании.
Поэтому- то и весела пехота, сойдя на твердую землю, здесь-то она дома.
– Вот черти, - говорит мне восхищенно Иван Иванович Дзевялтовский, - им хоть бы что! Смеются и шутят как ни в чем не бывало, а через два часа снова отправляться на передовую!
Иван Иванович им остро завидовал, видимо, он еще не распрощался со своей заветной мечтой попасть в морскую пехоту.
Глава пятнадцатая
Фашистские войска прорвались в Крым. 11-я армия Манштейна хлынула на юг, в широкие степи. Войска 51-й армии Крымского фронта с тяжелыми боями отходили на Керченский полуостров и заняли Акмонайские позиции; разрозненные части Приморской армии с ожесточенными боями пробивались к южным предгорьям Крыма, к Севастополю самостоятельно.
Севастополь являлся, как известно, главной базой Черноморского флота с мощной береговой и противовоздушной обороной и был полностью защищен с моря. Но оборонительных укреплений с суши не имел, хотя к обороне и готовились.
К строительству сухопутных рубежей командование флота приступило в первых числах июля, и к моменту прорыва немцев в Крым они были в основном закончены.
Сухопутных войск в Севастополе в это время не оставалось. Тридцатого октября, когда немцы были уже в Крыму, оборонительные рубежи на подступах к Севастополю заняли части морской пехоты, созданной из матросов учебных отрядов и курсантов военно-морских училищ, всего около двадцати одной тысячи человек. Они и приняли первый удар фашистских войск. Немцы стремились отрезать путь Приморской армии, отступавшей к Севастополю, и с ходу, силами передовых частей, при поддержке большого числа танков и авиации, взять Севастополь.