На грани войны
Шрифт:
— Вы в порядке, шеф? Вы не выглядите особо здоровым.
Он кивнул и продолжил идти, спина напряжена, фонарик направлен в землю, другая рука засунута в карман куртки.
Охранники остались в своем грузовике.
Ночь сомкнулась вокруг него, угрожающая, грозная. Он скреб ботинками по ледяной земле, как по осколкам стекла. Его била дрожь.
У входной двери Розамонд Ноа замешкался. В его жалких раздумьях мелькнула ясность. Что он здесь забыл? О чем он только думал? Он должен вернуться к Майло.
Розамонд открыла дверь.
В одной руке она держала рацию.
— Лайл сообщил, что ты здесь. — Ее глаза сузились, увидев его расстроенное выражение и растрепанный вид. — Что случилось?
— Ханна, — прохрипел Ноа. Собственный голос показался ему чужим. — Она бросила меня.
Выражение лица Розамонд не изменилось. Она сделала шаг назад, широко открыла дверь и жестом пригласила его войти.
Ноа повиновался. Он не потрудился снять ботинки. Его обдало теплом. Восхитительный аромат булочек с корицей наполнил его ноздри.
— Я как раз готовила полуночную закуску. — Розамонд двинулась в сторону кухни. Она повернулась к нему лицом. Ее глаза немного покраснели, в них залегли тени, но они оставались ясными. — Проходи, присаживайся. Расскажи мне, что случилось.
Ее материнский тон не допускал никаких возражений. Ноа рассказал ей все. Как Ханна ушла от него. Бросила его. Отвергла его.
Ханна, призрак, который преследовал его, который украл каждую унцию радости, который лишил его способности двигаться дальше, иметь жизнь, другие отношения — все, что угодно. Она уничтожила его. Она разрушила Ноа.
— Ханна не та, за кого я ее принимал. Ты оказалась права.
Розамонд наклонилась к нему через гладкий мраморный остров и положила ухоженную руку на его ладонь.
— Не вини себя, милый. Ты вел себя безупречно с самого начала.
— Я сделал все, что мог. Я все перепробовал. Ничего не помогает. Она уже решила!
— Ты все сделал правильно. Она не способна разглядеть то, что перед ней, Ноа. Это ее потеря. И потеря Майло.
— Но почему? Я не понимаю.
— Я не могу сказать тебе, почему она так охотно отвернулась от своей прекрасной семьи… но у меня есть предположение.
Ноа посмотрел на нее затуманенными глазами.
— Какое?
— Лиам Коулман.
Вспышка ревнивого негодования пронеслась через него, горячая, как пламя печи.
Розамонд прищелкнула языком.
— Он появился, увидел молодую, слабую женщину в уязвимом положении и воспользовался этим. Он извратил ее, Ноа. Промыл ей мозги. Он взял то, что ему не принадлежало. Это то, что он делает. Берет то, что принадлежит другим мужчинам.
— Это его вина. Ханна никогда бы не сделала этого сама.
— Конечно, она бы не стала, — успокаивающе проговорила Розамонд. — Во всяком случае, не та Ханна, которую мы знали раньше.
Кипящая ненависть пронзила Ноа. Ревность, черная
Лиам прекрасно знал, что она замужем. Но он все равно украл ее. У него не было никаких прав. Ни на что и ни на кого в этом городе. Он чужак. Незваный гость.
— А что, если бы его здесь не было? — спросила Розамонд, словно читая мысли Ноа.
— Горожане не всполошились бы. Ополчение не встало бы на дыбы. С Фолл-Криком все было бы в порядке.
— И ты бы вернул свою жену.
— У меня была бы Ханна, — сокрушенно прошептал Ноа. — Мы могли бы быть вместе. Мы были бы счастливы.
Какая-то отдаленная часть его сознания отметила, что Розамонд ничего не сказала о своем желании отомстить. В голове Ноа зазвенел крошечный предупреждающий колокольчик, но он его проигнорировал. В душе не осталось места ни для чего, кроме гнева, злобы горечи и опустошенности.
Он хотел ненавидеть Лиама Коулмана. Он хотел его смерти.
Розамонд сочувственно улыбнулась ему.
— Ты можешь сделать то, что не может Саттер.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты можешь подобраться близко. Ты можешь сделать то, что должно быть сделано.
Он думал, что отшатнется. Но не отшатнулся. Темная ярость кипела в нем. Его руки задрожали, пальцы сжались в кулаки. Он готов на все, чтобы вернуть свою семью. На что угодно.
— Поставь нас на первое место, Ноа. Разве не я всегда поддерживала тебя? Разве не я всегда заботилась о тебе и Майло?
В голове Ноа мелькнуло воспоминание, попыталось вынырнуть на поверхность его сознания. Но оно скрывалось слишком глубоко, окутанное тьмой. Оно погасло так же быстро, как и появилось.
— Ты не один, Ноа. Неважно, насколько сильно сейчас ты это чувствуешь. Я здесь. Я здесь, чтобы помочь тебе всем, чем смогу. Как и всегда.
— Я ценю это. Правда.
— Мы единственные, кто имеет значение, — добавила Розамонд. — Мы вместе в этом. Ты и я. Ты единственный, кто понимает. Единственный, кто всегда понимал. Мы строим убежище от бури, а один человек пытается все это разрушить. Мы пытаемся создать убежище для Майло, для каждого ребенка в этом городе, а этот… самозванец… поставил все наши усилия под угрозу.
— Да. — Ноа уставился на свой голый безымянный палец. Слезы высохли на его щеках. Кожа натянулась, как будто больше не принадлежала ему. — Майло — вот что для меня главное.
— И Фолл-Крик, — подсказала Розамонд.
— И Фолл-Крик.
— Лиам Коулман — угроза всему, за что мы боремся. — Розамонд наклонилась к нему, выражение ее лица было напряженным, взгляд не отрывался от его лица. — Подберись к нему вплотную, Ноа. Стань ближе и сделай то, что должно быть сделано.
Он потер палец. Казалось, что отсутствие кольца неправильно и неестественно. Ноа чувствовал себя голым и уродливым, таким же пустым, как и его измученная душа.