На ходовом мостике
Шрифт:
– Военно-морской флаг, гюйс, стеньговые флаги и флаги расцвечивания - подняять!
И вот полотнище флага, чуть вздрагивая и распрямляясь, под громовые крики «ура» медленно поползло вверх. Кричим «ура» не только мы, кричат и на заводской стенке, на причалах. Командующий поздравляет экипаж, благодарит ремонтников за их труд. Но праздник на этом не кончается, он еще долго живет в наших сердцах…
До того как «Гром» стал полноправным членом дивизиона, два других сторожевых корабля «Метель» и «Вьюга» уже несколько месяцев проводили плановую боевую подготовку, делая выходы в море. Нам предстояло сравняться во всем с товарищами, что было, конечно, не просто.
Потекли напряженные будни. Мы часто выходили в море на несколько суток - несли дозоры, обеспечивали боевую подготовку соединениям, отрабатывали взаимодействие с другими кораблями, стремились повысить
Вскоре после подъема флага на «Гром» прибыл комиссар, черноморский моряк, служивший на линкоре «Парижская Коммуна», Лаврентий Фролович Трофимов. Ему понадобилось минимум времени, чтобы вникнуть во все наши заботы. Видимо, то, что на линкоре Трофимов избирался секретарем партбюро, воспитало в нем организаторскую хватку, а умение говорить с людьми, быть строгим и справедливым позволило Лаврентию Фроловичу самым естественным образом сразу вжиться в экипаж. Мы подметили, что Трофимову была чужда мелочная опека секретаря партбюро или комсорга, но уж если ему лично требовалось во что-то вмешаться, то этого [36] момента он не упускал - перехватит кого следует где-нибудь на баке, спустится в машинное отделение и как бы невзначай поведет разговор о главном.
Избегая излишней официальности, стараясь всегда найти доступ к сердцу каждого, Трофимов выбрал единственно правильный тон и линию поведения: он понимал, с каким напряжением работает экипаж, как важно здесь, на Дальнем Востоке, сплотить людей в единую семью, воспитать в подчиненных уверенность в своем товарище. И вскоре он добился своего: за время летней кампании напряженная работа и учеба сцементировали экипаж, требования к боевой подготовке корабля позволили каждому узнать друг друга за короткий срок. Этот психологический климат стал основой успехов партийной и комсомольской организаций «Грома». К концу лета мы уже во многом могли, как говорят, потягаться с «Метелью» и «Вьюгой», хотя плавали в общей сложности не так давно.
Каждый выход в море для участия в учениях или обеспечения боевой подготовки других кораблей, соединений и береговой обороны был для нас большой школой. Накапливался опыт, совершенствовалась боевая подготовка. Мы убеждались в растущей мощи Тихоокеанского флота. В эти часы с лихвой вознаграждался наш труд.
Хорошо помнится выход в море, когда мы смогли воочию убедиться в боевых возможностях кораблей Тихоокеанского флота. Он состоялся тем же летом. «Гром» и «Метель» получили развернутое задание на показательные учения для большой группы высших и старших командиров Особой Дальневосточной армии. Сторожевые корабли должны были произвести артстрельбы, торпедные атаки с выпуском торпед, постановку мин и подсечение их параванами, а также продемонстрировать противолодочную оборону со сбрасыванием глубинных бомб. Словом, проделать все, на что способен сторожевой корабль. Предстоял важный экзамен.
Гости разделились на две группы: одна пошла на «Метели», вторая - на «Громе», причем последнюю сопровождал командующий флотом М. В. Викторов и начальник штаба О. С. Солонников. В море корабли разъединились,
Командующий флотом не раз уже выходил в море на «Громе» во время различного рода посещений береговых объектов. Часто мы доставляли командный состав [37] флота в ту или иную точку побережья, где продолжались интенсивные строительные работы. А вот Солонников на «Гром» прибыл впервые, и я с немалым любопытством присматривался к начальнику штаба флота. Солонников был весьма популярен на флоте. Среди командиров он один носил роскошную бороду, которую в зависимости от настроения то поглаживал, то сердито взбивал. Общий дух творческого строительства флота приучил Солонникова не ограничивать своим вмешательством самостоятельность командиров, он всегда яро поддерживал все новое, что касалось планирования боевой подготовки, а в личных суждениях был независим и последователен. Одна из легенд, которые рассказывали на флоте о начальнике штаба, утверждала, что в молодости Солонников дал клятву в личной жизни во всем следовать адмиралу Нахимову. Не знаю, правда ли это, но всю жизнь он оставался холост, так же любил крепкий чай и столь же фанатично был предан морю и морской службе.
Я находился на юте на случай, если понадобятся какие-либо объяснения. Сначала мы показали, как сторожевой корабль с ходу вступает в артбой, открыли огонь по щиту, затем командир повел корабль в торпедную атаку на «противника», которого обозначила «Метель». Корабль шел полным ходом, за кормой вздымая пенный бурун, оглушительно ревели турбовентиляторы. На юте Викторов, стараясь перекрыть голосом шум, объяснял гостям все тонкости тактики морского боя. Атака достигла кульминации, когда из торпедного аппарата плюхнулись в воду три торпеды и устремились в сторону «противника». Зрелище поистине было захватывающим.
Командующий флотом, определив, что все идет по плану и гости восхищены увиденным, воодушевленно комментировал происходящее:
– Теперь, после торпедного залпа, корабль поставит дымовую завесу, резко отвернет в сторону, чтобы незамеченным уйти из-под огня противника.
Но тут неожиданно произошли отклонения от разработанного заранее сценария. Дымовую завесу Мельников только обозначил и не повернул в сторону, а помчался на «противника» прямо по следу торпед. Недоумевая, комфлотом оставил гостей на юте и поспешил на мостик. Я - за ним, теряясь в догадках, чем вызваны подобные отклонения от плана. [38]
На мостике, как и следовало ожидать, после успешного торпедного залпа царила атмосфера общего благодушия: все офицеры, вооружившись биноклями, следили за быстро удалявшимися торпедами и обменивались предположениями, насколько точно по цели они пройдут. Солонников в прекрасном расположении духа стоял на крыле мостика, широко расставив ноги, а его знаменитая борода разметалась по широкой груди.
Появление комфлотом было как гром среди ясного неба. Он грозно допросил Мельникова, кто дал право не выполнить замысел по данному эпизоду учений и тем самым испортить все впечатление. Но тут на помощь командиру пришел Солонников, доложивший Викторову, что это он разрешил последовать за торпедами с целью надежного наблюдения за ними и наведения торпедоловов. Но, думается, самому Солонникову больше всего хотелось воочию увидеть, как торпедный залп поражает «противника»… На миг комфлотом оторопел, мне показалось, что после первого раската грома на мостике разразится гроза, но Викторов лишь позволил себе отпустить реплику в адрес бороды Солонникова и, мрачный, вновь отправился на ют.
Здесь уже готовились к новому показательному эпизоду - к глубинному бомбометанию по обнаруженным подводным лодкам «противника». «Гром», рассекая форштевнем волну, полным ходом несся на обнаруженную «подлодку». За кормой через равные интервалы грохотали мощные глухие взрывы, поднимающие фонтаны, - глубинные бомбы уходили в воду, обкладывая, как загнанного зверя, невидимую подлодку. Постепенно суровые складки на лбу командующего флотом разгладились…
На завершающем этапе учений «Грому» предстояло форсировать минное заграждение: пройти в миноопасном районе с параванами. Теперь пришел мой черед продемонстрировать выучку в обращении с параванами. По команде: «По местам, параваны ставить!» - я натянул перчатки с высокими раструбами и, не выдавая опасений, уйдут ли параваны на глубину или закапризничают, как бывало еще совсем недавно, отдал соответствующие команды. Параваны благополучно погрузились под воду. Не прошли мы и мили по минному заграждению, как несколько удачно подсеченных мин всплыло по обоим бортам. На этом вся наша программа кончилась, и «Гром» взял курс на Владивосток. [39]