На ходовом мостике
Шрифт:
В субботу, двадцать первого июня, мы засиделись вечером за чаем, обсуждая ближайшие планы. Сестра Александра Васильевна, приехавшая с сыном Арнольдом погостить у нас, по-матерински была взволнована решительными просьбами сына остаться в Ленинграде до нового учебного года. Самой ей предстояло вернуться в Макеевку на работу, но сын никак не хотел расстаться с прекрасным городом, дедушкой и бабушкой, нашими друзьями-моряками, среди которых особенно выделял друга семьи Константина Мельникова. Мужская половина семьи, в том числе и гостивший у нас в тот вечер Костя Мельников, решительно поддержала парня. И общими усилиями удалось уговорить сестру. Если бы можно было в тот вечер предвидеть, как резко повернутся
В воскресный полдень жизнь всей нашей страны круто изменилась. Мы услышали по радио заявление Советского правительства о вероломном нападении фашистской Германии на Советский Союз.
Мать прижалась ко мне лицом, и я почувствовал, как вздрагивают ее плечи. Отец Василий Васильевич, всю жизнь проработавший на шахтах, в трудные моменты всегда умел сплотить семью, не допускал лишних волнений, но таким, как тогда, я его прежде не видел. Пожалуй, он один из всех нас с первой же минуты догадался, какие испытания ждут впереди.
Через час я был уже в стенах академии. В вестибюле собрались слушатели, стоял приглушенный гул голосов. Выпускникам последнего курса было объявлено об ускоренном выпуске и срочной отправке на флоты страны.
Скажу о себе: в душе не возникло ни паники, ни растерянности, хотя нападение гитлеровской Германии на Советский Союз было внезапным. Мы понимали, что рано или поздно воевать нам придется, уж слишком беспечны и благодушны были страны западной Европы к поползновениям [44] Гитлера на мировое господство. В свете заключенного с Германией Пакта о ненападении неожиданным оказалось лишь вероломство агрессора. Уже через несколько часов после начала войны в своей среде мы обсуждали примерное соотношение сил и вооружения с противником, предполагали, на каком морском театре развернутся главные события, где и на каких кораблях придется служить.
Выпускные экзамены мы не сдавали, 25 июня состоялся досрочный выпуск. В присутствии заместителя наркома ВМФ по кадрам С. П. Игнатьева был зачитан приказ наркома о наших назначениях на флоты. Игнатьев поздравил нас с выпуском из академии и пожелал всем боевых успехов. Я был назначен старшим помощником командира на лидер эсминцев «Москва» на Черноморский флот, Константин Мельников - в одно из центральных управлений наркомата ВМФ. Наши дороги разошлись, но дружбе суждено было продлиться.
На следующий день после выпуска на Ленинградском вокзале меня провожали близкие - отец с матерью и племянник Арнольд. Наша группка не отличалась от многих других: родные и близкие провожали на фронт своих сыновей, отцов, братьев. Были слезы прощания, напутствия. Люди расставались, не зная, увидятся ли еще когда-нибудь. Мать плакала, отец был суров и бледен, племянник не отпускал моей руки. Минуты эти навсегда остались в моей памяти.
С родителями мне больше не суждено было увидеться. Оставшись в блокадном Ленинграде, оба были ранены обвалившимся потолком во время очередной бомбежки, а голод и холод довершили свое черное дело. Племянник, оставшись один, попал сперва в детдом, а когда открылась знаменитая Дорога жизни через лед Ладожского озера был эвакуирован на восток. Затем ему чудом удалось добраться в Нижний Тагил, к моему старшему брату Анатолию, работавшему на эвакуированном Макеевском заводе. Лишь в самом конце войны Арнольд отыскал родителей. Впоследствии он закончил Севастопольское военно-морское училище, сейчас капитан 1-го ранга и служит в Военно-Морском Флоте.
…Поезд
Глава II.
Эсминец «Незаможник» открывает огонь
У морзаводской стенки
В последний день июня я прибыл в Севастополь и сразу же с вокзала направился в штаб флота. Шел знакомыми улицами и не узнавал их. Веселый чистый город, днем всегда запруженный народом, теперь поражал безлюдьем. Лишь патрули, морские и сухопутные, встречались дорогой. Облик Севастополя искажал и камуфляж: чтобы ввести авиацию противника в заблуждение, многие дома были выкрашены в серый, под асфальт, цвет или в зеленые разводы - под парковые насаждения. Город походил на военный лагерь.
С невеселыми мыслями я переступил порог кабинета начальника отдела кадров флота капитана 1-го ранга Г. А. Коновалова. Как мне показалось, он почему-то слишком пристально изучал мои документы, затем перевел на меня сумрачный взгляд и сказал:
– К сожалению, на лидере «Москва» вам не придется служить.
– И, помолчав, добавил: - На нем уже никому не придется служить. Лидер геройски погиб три дня назад под Констанцей. Производили вместе с лидером «Харьков» набеговые боевые действия и…
Он умолк, спрятал мои документы в стол.
– Жду вас завтра к девяти ноль-ноль. К тому времени найдем вам корабль.
Я снова оказался на севастопольских улицах, совершенно не зная, куда себя девать и как распорядиться свободным временем. Невольно внимательнее приглядываюсь к военному быту города. На многих домах приметил указатели: «В убежище». У подвалов и входов в бомбоубежища дежурят пожилые люди, а кто помоложе - орудуют кирками и лопатами у подвалов и погребов, роют щели. Высоко в небе непрерывно барражируют наши [46] истребители, неся патрульную службу. Видно было, что Севастополь готовится к воздушной осаде и уже в первые дни войны многое сумел сделать.
Я поспешил во флотскую гостиницу в надежде встретить кого-либо из знакомых моряков-севастопольцев, чтобы подробней узнать обстановку на море.
В гостинице народа было меньше обычного, большинство таких, как я, ожидающих назначения на корабли. Но удалось встретить и кое-кого из знакомых. Все они еще находились под впечатлением первого авианалета на Севастополь. Моряки не без гордости говорили, что хоть налет был массированный, флотские и береговые зенитчики оказались на высоте, достойно встретили противника. О том, как развертываются боевые действия флота, пока никто толком не знал. Но с той же гордостью повторяли сводку Совинформбюро об атаке двух лидеров «Москва» и «Харьков» на основную морскую базу противника - порт Констанца. Рассказывали и кое-какие подробности: лидер «Москва», выполнив боевую задачу, уходил с огневой позиции, обстреливаемый тяжелой артиллерией противника, и при отходе подорвался на мине. Взрыв был настолько сильным, что переломил лидер надвое. Но и в этот критический для всего экипажа момент орудия тонущего лидера продолжали вести огонь по вражеским самолетам.
Экипаж лидера «Харьков», на виду которого погибал корабль, ничем не мог помочь товарищам, поскольку при малейшей задержке в прибрежном районе был бы тут же расстрелян береговыми батареями и подвержен ударам авиации противника. Сам «Харьков» уже имел серьезные повреждения в котельном отделении. Спасли его котельные машинисты Петр Гребенников и Петр Кайров, которые в асбестовых костюмах влезли в неостывшие топки котлов, заглушили лопнувшие водогрейные трубки, благодаря чему «Харьков» снова мог дать ход.