На линии огня. Слепой с пистолетом
Шрифт:
— Мы только и делаем, что теряем свидетелей, — признал Могильщик. — Мы невезучие, как забеременевшие проститутки. Сначала мы выходим на Лукаса Кови, который сдавал комнату, где был зарезал Хендерсон, но его освобождают из-под стражи, и теперь его ищи-свищи! У Джона Бабсона такая же кличка, что у того типа, которому Кови, по его признанию, сдавал комнату в подвале.
— Но его убили. Его зарезала лесбиянка, которая якшается с женой Толстяка Литтла, а это известный гарлемский рэкетир и сам извращенец. Никому из них мы даже не смеем сказать «доброе утро». А газеты поднимают
— Для того мы и держим детективов, чтобы они расследовали, — напомнил Андерсон. — Если бы все сами признавались в совершенных преступлениях, то мы бы вполне обошлись одними тюремщиками.
— Ясно, босс. И потому у детективов есть лейтенанты, чтоб было кому разъяснять им, глупым, что делать.
— У вас разве нет стукачей? — осведомился Хендерсон.
— Стукачи — это из другой оперы.
— Тут все из другой оперы. Вы просто слишком давно работаете в Гарлеме. Тут преступления совершаются просто. Насилие и все тут. Если бы вы поработали в центре города, то убедились бы, что там все куда сложнее.
— Может быть, но от этого нам не легче. Нам надо понять, кто убил нашего малыша. Вернее, наших малышей. А для этого нам надо потолковать со свидетелями. Какие еще живы.
— Я начинаю подозревать, друзья, что вы ненавидите всех белых, — вдруг выпалил Андерсон.
Оба детектива замерли, словно прислушиваясь к звукам тихим, почти неразличимым, но предупреждающим об опасности и потому их необходимо расслышать. Они внимали Андерсону, жадно ловя каждое слово, что могло слететь с его уст.
Но он только грустно сказал:
— Очень на то похоже. Могу побиться об заклад.
— Только не ставьте слишком много денег, — предупредил Могильщик, на что Андерсон лишь покачал головой.
— Тогда почему нам нельзя потолковать с Кови, не унимался Могильщик. — Нравится ему или нет, но мы бы показали ему покойника.
— Вы уже с ним потолковали, в этом-то вся беда.
— Черт! Он же после этого не ослеп. Так что он в состоянии увидеть труп. Он должен на него посмотреть.
— Ему показали снимки убитого, сделанные полицейским фотографом, и он сказал, что никогда до этого его не видел.
— Тогда пусть из «убийств» нам пришлют снимки Бабсона. А мы покажем их Кови, где бы он там ни прятался.
— Нет, это не ваше дело. Пусть этим занимается отдел по расследованию убийств.
— Вы же знаете: если мы очень захотим, то сами отыщем Кови. Он где-то в Гарлеме.
— Я же сказал вам: оставьте его в покое.
— Ладно, тогда мы поработаем над Толстяком Литтлом. Убийца Бабсона была с его женой в «Файв спот».
— И от Литтла с женой тоже отстаньте. Из того, что вы мне рассказали, вовсе не следует, что она причастна к убийству и ничего о нем не знала. Ну а Литтл занимает достаточно высокое положение в Гарлеме, слишком высокое.
— Мы знаем.
— В таком случае, вы, наверное, знаете, что он один из главных спонсоров выборных кампаний в конгресс?
— Отлично, тогда предоставьте нам двухнедельный отпуск, мы поедем половить рыбку.
Когда убийства так и не раскрыты? Вы шутите?
— Босс, мы не можем работать в лайковых перчатках. Нас вяжут по рукам и ногам на каждом шагу.
— Вы должны сделать все, что в ваших силах.
— Вы говорите, как конгрессмен, босс.
— Не поднимайте волну и мотайте все себе на ус.
— Между нами, девочками, босс, у нас возникает ощущение, что никто не заинтересован в том, чтобы убийца Хендерсон предстал перед судом, потому как может всплыть гомосексуальный междурасовый скандал, который никому не нужен.
Андерсон порозовел.
— Пусть летят щепки, коль скоро надо рубить лес, пробормотал он.
Ни лице Могильщика отразилось презрение, а Гробовщик смущенно отвел взгляд. Бедняга босс! Сколько всего ему приходится терпеть от его собратьев по расе.
— Мы вас поняли, босс, — сказал Могильщик.
На этом они и расстались.
На следующее утро детективы отправились в суд, где в отсутствие Патриции Боулз было принято решение о передаче ее в ведение большого жюри и освобождении под залог в пять тысяч долларов. В участке они появились только в девять вечера. Их встретил лейтенант Андерсон.
— Пока вы спали, дело закрыли. Все ваши неприятности позади.
— Как это так?
— Сегодня часов в десять появился Лукас Кови со своим адвокатом, и заявил, что прочитал в газетах об убийстве человека по имени Джон Бабсон. Он изъявил желание взглянуть на покойника и понять, тот ли это Джон Бабсон, который снимал у него комнату, где, похоже, был убит Хендерсон. Джон Бабсон был известен также как Детка Иисус и имел обыкновение приглашать в эту комнату белых мужчин. Капитан, отдел по расследованию убийств и прочие имеющие к делу отношение, убежден, что именно он и убил Хендерсона. Они вполне этим удовлетворены.
— Удовлетворены? Обрадованы?
— Но дело же тем самым закрывается.
— Если вы удовлетворены, то кому прикажете заявить протест? Женщина, надо полагать, убила его в порядке самообороны?
— На этот счет у нас нет никаких сведений. Но ее освободили под залог в пять тысяч долларов, предложенных Толстяком Литтлом. Из тюремной палаты больницы Бельвю ее перевели в частные апартаменты за сорок восемь долларов в день.
— Это кое-что значит.
Единственной ложкой дегтя стало появление в семь часов человека по имени Деннис Холман. Он сообщил, что является хозяином квартиры Джона Бабсона в Гамильток-террас и Джон Бабсон не мог никого убить, потому что провел дома весь вечер и он, Деннис Холман, может поручиться за каждую минуту.
— Еще бы.
— Ни капитан, ни «ребята из убийств», ни прочие заинтересованные лица не пришли от этого в восторг.
— Все небось мечтали, чтобы он взял и растворился, — хмыкнул Гробовщик.
— Что-то вроде того. Но он был очень убедителен. Сказал, что Джон Бабсон был ему как брат. Сказал, что снимал у него комнату три года и что он содержал его жену и ребенка.
Погодите, погодите. Кто чью жену содержал?
— Жена и ребенка Джона Бабсона.
— Он сам был хорошей женушкой.