На лобном месте. Литература нравственного сопротивления. 1946-1986
Шрифт:
— Для тебя так было лучше.
«Интересно! — восклицает автор устами своего героя. — Я был искренне удивлен:
— Это еще почему?
— Они бы били тебя сильнее, — сказал он, глядя мне прямо в глаза.
Это была уже философия. Потом я встречался с ней при других обстоятельствах, слышал примерно те же слова от других людей, торопившихся сделать то, что все равно на их месте сделал бы кто-нибудь».
Подобные сцены расправ «по соцреализму» были запечатлены еще в «Четвертой прозе» Осипа Мандельштама. «Четвертая проза» в Советском Союзе так и не увидела свет.
Напомню эту поразительную зарисовку О. Мандельштама.
«Мальчик
— Вдарь, Васенька, вдарь!
Сейчас Васенька вдарит, и старые вдовы, гнусные жабы, подталкивают друг друга, придерживают паршивого кучеренка:
— Вдарь, Васенька, вдарь, а мы покуда чернявого придержим, мы покуда вокруг попляшем…»
Вл. Войнович, быть может, тогда не встретился с «Четвертой прозой» Мандельштама: КГБ упрятал ее от нашего поколения надежно.
Он повстречался с советской действительностью.
Произведение Владимира Войновича «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина», роман-анекдот в пяти частях, было анонсировано еще в 10-м номере «Нового мира» за 1963 год. Но так и не вышло.
«Чонкин» был предложен, безо всякой надежды, одной московской редакции, другой и — чудес на свете не бывает! — тут же появился на Западе. Был опубликован в журнале «Грани», а позднее вышел в Париже в издательстве YMCA-Press.
Владимир Войнович стал писателем опальным. Точнее сказать, затравленным, если бы смелого, жизнерадостного Владимира Войновича можно было представить затравленным.
Единственная и большая беда его, и не только его, — это то, что на Западе издатели не очень торопятся (видно, стесняются) с выплатой гонорара своим бесстрашным автором. А ведь советский автор, напечатанный на Западе — без посредничества кагебистского АПН, — автоматически перестает издаваться в России.
Ни одной копейки не получила в свое время и Евгения Семеновна Гинзбург, жившая на пенсии, хотя ее «Крутой маршрут» был переведен на многие языки, а издательство «Мондадори» положило в банк на счет Евгении Семеновны некую сумму. Писателю, возможно, нужна посмертная слава, но не посмертные гонорары!
Александр Бек умер, не дождавшись от своих зарубежных издателей даже символического гонорара.
В КГБ и Союзе писателей знали доподлинно, что за самиздат Запад гонорары не платит. Однако настойчиво внедряли в сознание простых людей, всеми средствами пропаганды, о тех, кто печатался на Западе:
— Продались! За огромные деньги!.. Иуды-предатели!.. — И т. д., и прочее.
Жертвенное мужество Владимира Войновича и еще двух-трех писателей — скорее исключение, чем правило.
О нет, писателей в России отрезала от Запада не Конвенция об авторских правах, которую Советский Союз, присоединившись к ней, вознамерился использовать как кляп. Едва только обозрели писатели России этот «новый кляп», Владимир Войнович выступил с блестящей пародией на советское «приобщение» к цивилизованному миру: он предложил в своем фельетоне-пародии новый ВОАП (Всесоюзное общество по охране авторских прав) переименовать в ВОПАП (Всесоюзное общество по присвоению авторских прав).
«Падение» В. Войновича, в глазах Дома на Старой площади, стало подлинным духовным взлетом писателя.
…На село свалилась «железная птица», перепугав молодуху Нюру, — так начинается повествование
В часовые отправляется Чонкин. Русский Швейк. Хотя он и не Швейк вовсе. Швейк — мудрец, себе на уме. Русский Швейк Чонкин — простодушный, бесхитростный, доверчивый крестьянин, и уже само начало «Чонкина» высмеивает освященную государством традицию суконно-детективной воинской повести с ее супергероями, выходящей в Воениздате миллионными тиражами:
«Дорогой читатель! Вы, конечно, уже обратили внимание на то, что боец последнего года службы Иван Чонкин был маленького роста, кривоногий, да еще с красными ушами. И что за нелепая фигура! — скажете вы возмущенно. — Где тут пример для подрастающего поколения? И где автор увидел такого в кавычках героя?..»…«Неужели автор не мог взять… отличника учебно-боевой и политической подготовки?.. Мог бы, конечно, да не успел. Всех отличников расхватали, и мне вот достался Чонкин…»
Даже когда Чонкина доставляют охранять самолет и он спит вдалеке от казармы у деревенской девчонки, его одолевают тревожные сны: кто-то угоняет самолет. С неба спустился товарищ Сталин. «Где твоя винтовка?» — строго спросил он с легким грузинским акцентом. «Моя?» — «А где старшина?.. Товарищ старшина, — сказал Сталин, — рядовой Чонкин покинул свой пост, потеряв при этом боевое оружие. Нашей Красной Армии такие бойцы не нужны. Я советую расстрелять товарища Чонкина…»
Чонкин проснулся в холодном поту. Сон мог оказаться явью.
Бесконечно далеки друг от друга, по различным орбитам вращаются, как планеты, сурово-реалистическая «В окопах Сталинграда» Виктора Некрасова и русская «швейкиада» Владимира Войновича.
Однако… и там, и там солдат живет в страхе не перед врагом. Перед расправой. Свой трибунал, свои генералы, родной и любимый Сталин — куда ни кинь, всюду клин.
В постоянном страхе не только солдат Чонкин, но и председатель колхоза, который сразу поверил Плечевому, что Чонкин — не просто Чонкин, а человек, поставленный следить за ним, председателем, а в нужный момент накрыть с поличным.
А о чем говорят колхозники в минуты отдыха? О порядках в тюрьме, куда они попадают по очереди.
Профессиональные поставщики сатиры для советских театров твердо знают, что смеяться дозволено над управдомом, бухгалтером, мелким чиновником, колхозным конюхом — не выше! Таковы правила игры… в сатиру.
Войнович смеется даже над работником «органов» капитаном Милягой и армейским генералом, который бросил против Чонкина полк; и более того, над партийной властью, которая и вызвала заваруху: помстилось ей, что по телефону произнесли не «Чонкин с бабой», а «Чонкин с бандой…»
Словно писатель, как и его герой, вовсе не ведает каторжных правил игры, существующих в свободном социалистическом государстве.
Удачный термин этот — «правила игры» принадлежит автору критического эссе, посвященного роману-анекдоту В. Войновича, В. Иверни, по счастью, не единственному на Западе глубокому исследованию «чонкиады»: простодушного Чонкина Запад принял всерьез. Я позволю себе поэтому отослать читателя к этим работам, задержав внимание на менее известном рассказе В. Войновича «Путем взаимной переписки», безнадежном, как жизнь на станции Кирзавод, куда приезжает сержант Иван Алтынник. Вот первое наблюдение о семейке, в которую попал несчастный Алтынник.