На несколько демонов больше
Шрифт:
—Ты видел, что я сделала? — спросила она серьезно, и Квен кивнул. Он не сводил с нее глаз, будто увидел свое спасение. — Ты мог бы это повторить? — задала она следующий вопрос.
Квен посмотрел на Трента и кивнул:
—Смогу теперь, когда видел, как это делала ты, — сказал он виновато.
Но Кери довольно улыбнулась.
—Он не знает, что ты практикуешь темные искусства?
Квен опустил глаза, моргнул, когда до него дошло, что она босиком.
— Нет, Маи Са'ан, — ответил он тихо, и Трент неловко шевельнулся.
Кери засмеялась — чудесный звук, окативший меня будто прохладной
—Может быть, мы все-таки еще живы, — сказала она и коснулась его руки, как будто они старые друзья. — И береги его, если сможешь. Он идиот.
Трент прокашлялся, но они были поглощены друг другом.
—Он таков, каким его создавали, Маи Са'ан, — возразил Квен, изящным жестом целуя ей руку. — У него не было выбора.
Кери слегка фыркнула, забирая руку.
—Что ж, сейчас у него выбор есть, — заметила она несколько презрительно. — Посмотрим, сумеешь ли ты напомнить ему, кто он и что он.
Квен уважительно кивнул и повернулся ко мне. Мне он тоже отвесил такой же почтительный кивок, но сопровождаемый ухмылкой, смысл которой я не поняла. Дженкс у меня на плече вздохнул, и я себя поймала на том, что качнулась назад на пятках. Кажется, все кончилось.
—А секундочку, — сказала я, снова подавшись вперед. — Не уходите еще. Кери, не отпускай их.
Оба эльфа застыли. Кери улыбнулась им, а я побежала рысцой в свою комнату. Схватив два чехла с платьями, я бросилась обратно. Остаться в живых — ставлю птичку, сделано. Фокус оставить у себя — птичка. Познакомить Трента и Кери — птичка. Что-то мне есть хочется. Что там у нас в холодильнике есть? Тут у меня глаза полезли на лоб — я поняла, что это за металлическая вонь. Чайник на огне выкипел, черт бы его побрал,
—Вот! — Я вывалила оба платья в руки Тренту. — Я на твоей вшивой свадьбе не работаю. Вернула бы тебе деньги, только ты мне их не давал.
Убийственная ярость вспыхнула на лице Трента, и он бросил платья на пол. Резко развернувшись, он зашагал к двери и оставил ее открытой. Я слышала, как он топает по тротуару, потом открылась и закрылась дверца машины — и стало тихо.
Квен элегантно поклонился Кери, которая подобрала подол и сделала книксен — я была потрясена. Квен, поколебавшись, поклонился мне еще раз, и я небрежно махнула ему рукой — типа, увидимся. А что, он думал, я книксен умею?
С улыбкой на темном лице Квен вышел вслед за Трентом и аккуратно закрыл за собой дверь.
Мой вздох облегчения показался очень громким.
—Ну и ну, сказал Дженкс, взлетая с моего плеча и кружась над Кери. — Черт меня побери, если я когда-нибудь что-нибудь подобное видел!
Будто по этому сигналу святилище наполнилось пиксенятами, У меня сразу заболела голова, и хотя я была счастлива, что все кончилось хорошо, я все же беспокоилась. От фокуса нужно избавиться как можно скорее.
—Кери, — спросила я, разгоняя рукой пиксенят, закидывая брошенные платья на спинку дивана и спеша в кухню выключить огонь, — скажи, кто я для тебя?
Она пошла за мной, и я удивилась, когда обернулась и увидела у нее в руках подарок Трента.
—Друг, — ответила она просто.
Воняло в кухне жутко, и я задрала окно повыше. Вот поэтому, в частности, я и люблю кофе. Когда его готовишь, не напортачишь. И даже хреновый — хорош.
Взяв прихватку, я сдвинула чайник в раковину и вздрогнула от шипения перегретой воды, когда раскаленный металл встал на мокрый фаянс.
— Хочешь кофе? — спросила я, не зная, что делать. То есть я знала, что она предпочла бы чай, но только не из такого грязного чайника, пусть даже грязного только снаружи.
— Он мне понравился, — сказала она задумчиво.
— Квен? — спросила я неуверенно, вспомнив, какой целовал ей руку.
Она стояла на пороге кухни, с мечтательным лицом, на котором так недавно можно было прочесть только сокрушительный гнев.
—Нет, — ответила она, как будто озадаченная моим непониманием, — Трент. Он так восхитительно невинен. При всей этой власти и силе.
Я на нее уставилась, а она открыла крышечку оставленной в подарок коробочки и достала оттуда опал размером с куриное яйцо. Поднеся его к свету, она вздохнула:
—Трентон Алоизий Каламак...
Глава двадцать восьмая
Солнце перешло на дальнюю стену кухни, и я сидела у стола, нацепив одну из человеческих рубашек Дженкса поверх черной майки. Это я сделала ради некоторого утешения: мне совсем не улыбалось снова ехать в морг. Слева от меня стояла банка сальса халапеньо и помидор для Гленна. Справа — чашка давно остывшего кофе рядом с сотовым и домашним телефонами. Не звонил ни тот, ни другой. Была уже четверть первого, и Гленн опаздывал. Терпеть не могу ждать.
Наклонившись ближе к столу, я положила еще слой лака на ноготь указательного пальца. Запах ацетата смешался с ароматом трав над столом, и шум игравших в саду в прятки детишек Дженкса лился бальзамом надушу. Еще три пиксенка заплетали мне волосы, а Дженкс надзирал за ними, «чтобы опять не запутали».
— Нет, не так, Джереми! — сказал он, и я застыла. — Ты проходишь под Джоселин, потом над Джанис и потом два раза обратно. Вот так. Уловили правило?
Усталый хор «да, папочка». Я улыбнулась и попыталась не двигать головой, намазывая ноготь большого пальца. Они почти даже не тянули мне пряди, пока работали. Закончив, я закрыла флакон с лаком и вытянула руку, осматривая. Темно-красный, почти свекольный цвет.
Я поднесла руку поближе, отметив, что почти не видный шрам на пальце исчез — очевидно, вместе с веснушками после использования этой весной демонского проклятия для превращения. Шрам я получила, налетев на сетку в двери, когда мне было десять. Меня толкнул Робби, и когда он осушил мне слезы и перевязал руку, я его как двинула кулаком в брюхо!
Это воспоминание навело меня на мысль, не собирается ли Кери мне тоже отвесить, когда я меньше всего буду ожидать.
Мы с Робби потом придумали, что это соседская собака пыталась пролезть в сетку. Наверняка папа с мамой знали, что мирный Лабрадор к порванной сетке не имеет ни малейшего отношения, но нам они ничего не сказали — очевидно, гордясь, что мы сами урегулировали свой конфликт и объединились, чтобы избежать наказания. Я потерла пальцем гладкую кожу, жалея, что этого шрама больше нет.