На неведомых тропинках. Сквозь чащу

Сокол Аня

Лапа с когтями опустилась на землю, в очередной раз заставив стежку вздрогнуть.

– Ах ты ж...
– я увидела мою бабку с занесенным над драконьим хвостом веником, - Откормленный теленок, и не стыдно детей обижать?
– соломенное помело опустилось на черный хвост.

И я поняла, что смеюсь. Несмотря на старающегося нас убить ящера, несмотря на то, что где-то там умирала Пашка, не смотря ни на что. Стою и смеюсь диким граничащим с криком смехом.

Представьте себе сухонькую мышь, взявшую в лапы зубочистку и ударившую кота по хвосту. Представили?

А теперь представьте удивление того кота, когда вместо неощутимого касания, он получил удар молотом.

Марья Николаевна еще не осознавала свою силу, она предоставила это право дракону.

Как сказал баюн, мы очень интересно проводили время.

Ворий подавился собственным пламенем, издав короткое и емкое "Акчшшш" и присел на задние лапы, не хуже любого другого зверя, которому отдавили хвост. Для меня на миг погас солнечный свет, я старалась не представлять, что случится, если он грохнется на брюхо. Но ящер поднялся и стал поворачиваться, быстро перебирая лапами.

Я увидела, как Март остановился рядом с оскалившимся падальщиком, увидела, как развернулись сияющие крылья феникса. Со стороны стежки потянуло жадным любопытством, возбужденные соседи переместились к новому месту действия. Дракон повернул морду к бабке и тут же получил по ней веником.

Отпрянув от переступившей с места на место лапы, я повернулась и... услышала его слишком поздно, в последний момент. Покойника, у которого все еще билось сердце. И поняла, какую странную неправильность видела в нем, и не только в нем.

Веник тоже смог подойти ко мне, смог застать врасплох. Я думала дело во мне, в моем опьянении болью, от которого мне часто сносило крышу. Словно покойник, по капризу неизвестных сил, все еще стоящий на двух ногах не представлял для меня угрозы, и личный эквалайзер не пеленговал его. Я почти не чувствовала его приближения до тех пор пока не становилось слишком поздно.

Он толкнул меня, прямо на чешуйчатую лапу, как раз в то момент, когда ворий сделал шаг и черные когти прошли в сантиметре от моей головы. Он налетел сзади, опрокидывая меня на землю. Ошейник, проступивший на его шее тут же, сжался причиняя Радифу боль.

Я не видела его, но чувствовала едва ли не затылком. И знак рабства, и горящие руны, и пытку восточника, который поднял руку на того, кому принадлежит. Бывший вестник хрипел, прижимая меня коленом к земле, но не сдавался. Боль скручивала Радифа, только когда он сопротивлялся и только когда мне. Руны дарили пытку телу, не лишая разум воли, пока не лишали... предел есть у каждого. Он слабел с каждой секундой и осознавал это.

Выгнувшись, я попыталась сбросить с себя восточника и встать. Помело в бабкиных руках сломалось. Солома не была рассчитана на такие нагрузки. Теперь я знаю, какая судьба постигла лопаточку. Радиф снова давил меня в перемешанную с кусками асфальта землю. Камни лезли мне в рот, неприятно скрипя о зубы. Восточник схватил меня за руку и вывернул ее, заламывая за спину.

– Не дракон, а сто рублей убытку, - высказалась бабка.

Радиф тяжело дышал, скулил, его перемазанные грязью и кровью руки дергали ремешки крепления стилета, стараясь сорвать клинок. Даже слишком стараясь, руки царапали кожу, соскальзывали... Серебро зашипело, обжигая восточника.

Дракон переступил с ноги на ногу, легонько задевая Радифа и легонько сбивая его с моей спины и даже не замечая этого.

Стилет остался болтаться на предплечье, прижимаемый последним ремешком. Восточник не просто застонал, он заплакал, как плачет ребенок, у которого отобрали любимую игрушку. Когтистая лапа опустилась, вдавливая восточника в мягкую землю. Ящер мотнул башкой и заревел прямо в лицо моей бабке. К чести последней та всего лишь зажмурилась.

Плачь, перешедший в крик не слышал никто кроме меня. Захрустели, ломаясь кости.

– Стой!
– раздался новый голос.

Напротив вория, уже стоял староста, сжимая в вытянутых руках знакомую тетрадь в потертом желтом переплете. Дневник Тур Бегущего. Я не нашла в себе ни желания ни сил удивляться этому.

– Поговорим?
– предложил он.

Дракон сделал шаг назад. Я посмотрела на то, во что превратила восточника лапа дракона.

– Кххааа, - сказал Радиф, голова была цела, а вот грудная клетка оказалась вдавленной внутрь, - Кххааа, - повторил он, брызгая на подбородок алой сладко пахнущей кровью.

Его левая нога вдруг стала быстро-быстро подергиваться, словно в припадке.

Рот на изуродованном обожженном лице приоткрылся. Пятка в очередной раз стукнула о землю, и это раздражало сильнее его слезящихся глаз, в которых было только одно. Просьба, мольба, обещание, пусть даже невыполнимое, все что угодно, только чтобы прекратить это. И в этом наши желания совпадали. Даже такая смерть будет сладка.

– Всего лишь разговор, - склонил голову старик.

– Откуда у вас...
– начал Март, но Семеныч поднял палец, заставляя парня замолчать.

Я склонилась над восточником, ошейник тут же проступил на грязной шее, и цепь, привычно кольнув кончики пальцев, ткнулась в руку.

– И если мы не договоримся, - староста посмотрел на стяжателя, - Мы все, - он кивнул подошедшему Алексию, и повторил.
– Мы все отойдем в сторону и дадим тебе закончить дело.

Опрометчиво, - мысленно заметила я, протягивая руку к ошейнику, к горящей руне, - Ведь иногда такие обещания приходиться выполнять. А может, именно на это он и надеется?

– Скаааххх...
– прохрипел Вестник, кровь из рта брызнула мне на лицо.

Я поняла, что он хотел сказать, почувствовала. Угловатая, неловкая благодарность, с легким привкусом стыда, коснулась моих чувств. Палец дотронулся до руны... на миг линии, словно лезвия, впились в кожу, спрашивая, а уверена ли я? Да? Нет? Будто к компьютерной программе, только игроки существовали на самом деле, хотя в них порой очень сложно поверить.

Да, уверена.

И руна погасла, как и ошейник, как и глаза восточника. Грязная голая пятка, ударила о землю, еще раз и еще, с каждой секундой замедляясь, пока не замерла на вывороченной вместе с пучком травы кочке.