На перекрестках фэнтези
Шрифт:
«Потому что он пьян! — внезапно пришла в голову спасительная истина. — Этим все объясняется. Простой и логичный вывод. Перепутал меня со своей девушкой».
— Вы кто?! — с сожалением передразнил он. — Уже позабыла, как меня зовут? Я ждал вчера, а ты не пришла. И вот, оказывается, теперь гуляешь с каким-то хмырем!
— Это неправильно! — возразил Аниськин со свойственной ему академичностью. — Я не хмырь, а кандидат биологических наук.
Незнакомец фыркнул.
— Простите… но где мы встречались? — спросила я.
— Все, это конец, — обреченно произнес он и сделал ко мне несколько неровных шагов.
Я испуганно отстранилась, но угрозы в его действиях
— Вот перстень, который ты мне дала. И прощай! Навсегда!
И он ушел обратно в темную рощу, которая незаметно превращается в лес, где еще бегают зайцы. Ушел вместе с бутылкой водки и котенком, зажатым под мышкой. Я облегченно вздохнула. Хорошее это слово «навсегда». Особенно приятно его услышать, прощаясь с назойливым незнакомцем. Я раскрыла ладонь и обнаружила в ней тяжелый черный перстень, сделанный, кажется, из обсидиана. Вправленный камень был кровавым и мутным, на плоской полированной поверхности вырезаны три дуги, соединенные в трехлучевую звезду. Линии невольно притянули взгляд, я проследила их путь и поняла, что они образуют хитрую «бесконечность», которую в древности изображали кольцом, а сейчас повалившейся восьмеркой.
Такой гнетущий перстень на руке будет смотреться ужасно. Он больше подошел бы мрачной колдунье, шепчущейся с душами умерших, чем современной женщине, пусть и выпускнице мединститута, которая, правда, тоже знает о мертвецах не понаслышке.
Подняв глаза, я наткнулась на суровый взгляд Аниськина.
— И как ты собираешься объяснить визит этого индивидуума, Вера? — спросил он с вызовом, причмокивая проваленной нижней губой.
— Никак. Я впервые его вижу, — ответила я откровенно. — Ага, так я и поверил, что первый встречный смазливый Б. парень разыгрывает перед тобой сцену из Шекспира, а затем возвращает перстень с драгоценным камнем! Со второй попытки он вырвал руку из, моих объятий, развернулся и ушел по дорожке. Так я осталась одна в тот вечер, а все из-за какого-то остолопа с котенком. Вернувшись домой, заперлась от матери на кухне; поставила кофейник на плиту и села на табурет возле окна. За стеклом, призрачно отражающим уют домашнего очага, виднелись мохнатые контуры сосен на фоне темного неба. Стала думать об Аниськине. Завтра позвоню ему на работу. Идиот он, конечно, из-за такой ерунды скандал устроил. Но мы с ним полтора года вместе, он для меня единственная вменяемая партия, я для него просто единственная… Вместо Аниськина в голову почему-то назойливо лез черноглазый незнакомец. Я снова начала терзаться вопросом, где мы могли с ним встречаться, а потом поймала себя на мысли, что невольно вспоминаю его лицо. Томные раздумья закончились тем, что забытый кофейник оповестил о себе воинственным клокотом и шипением струек, ползущих по хромированному боку.
Когда пришло время, долго не могла уснуть. То ли от черного кофе, то ли от воспоминания о черных глазах. Что-то будоражило в них. Устав лежать, я включила ночник и в придушенном синем, как грозовое небо, свете стала разглядывать перстень. Судя по внешнему виду — вещь ценная. Нужно вернуть его парню.
Примерила на руку. Нет, в самом деле выглядит ужасно. Пробегая взглядом по линиям бесконечного трехдужника, думала и думала. Интересно, впервые вижу взрослого парня с котенком. Кирюха вот не любит животных и боится их, а я очень даже люблю, но у меня аллергия, поэтому держать дома нельзя. Приходится лишь иногда довольствоваться поглаживанием бабушкиной Муры.
Проворочалась
Из госпиталя несколько раз звонила на кафедру биофака, но коллеги с преувеличенной деловитостью несогласованно врали, что Аниськин отсутствует по делам. После пятой попытки я повесила трубку и поклялась не звонить ему неделю. Может быть, сдалась бы раньше, но через два или три дня я неожиданно столкнулась с черноглазым незнакомцем.
Это случилось почти на том же месте, возле стены. Солнце уже зашло, затейливые плетения голых ветвей на фоне темного неба казались тяжелой кованой решеткой над моей головой. Парень стоял неподвижно и задумчиво взирал на парковую темноту, из расстегнутого на груди пальто выглядывала голова котеночка.
Бутылки с водкой при нем не наблюдалось.
— Привет! — сказала я с некоторым напором.
Он узнал меня сразу. И в первый момент испугался, затем пробормотал смущенно:
— Здравствуйте.
Мне вдруг стало неловко за его смущение.
— Знаете, — сказала, — извините за тот день. Возможно, я каким-то действием задела вас или обидела. Но, уверяю, я этого не хотела.
— Нет, нет! Вам не за что извиняться, — оборвал он. — Причина во мне…
— Все-таки до того раза никогда не встречались с вами.
— Да уж. Никогда. — Он усмехнулся, затем смущенно замолчал, а я не нашла, что еще сказать. Стояла, раскачивая сумкой взад-вперед и украдкой поглядывая на него.
Трезвый он очень даже ничего. Прямой и открытый взгляд визитная — карточка парня. А есть еще неправильный излом губ, притягательный этой неправильностью. Я невольно начала сравнивать его губы со втянутой Кирюхиной нижней губой: у Аниськина вечно такой вид, словно дососал горошину витамина С до кислоты.
— Скажите, а зачем вы носите с собой котенка?
— Я его выгуливаю.
— Кошка же не собака. Зачем ее выгуливать?
— Не знаю. Это мой первенец, мне его подарила племянница, у них недавно кошка разродилась. У меня нет книг о воспитании кошек, зато есть Бенджамин Спок, который остался от моей старшей сестры. А в Споке четко прописано, что дети должны дышать свежим воздухом. Каждый день, по нескольку часов.
При этих словах мне вспомнилось, как он выгуливал котенка в прошлый раз.
— Можно? — спросила я.
— Да, конечно.
Я погладила котеночка по головенке — не ладонью, а кончиками пальцев. Он попытался достать до меня лапкой, но затем передумал и нахохлился от удовольствия.
— Сколько ему?
— Только глаза открыл на этой неделе.
— А как зовут?
— Людвиг… То есть это меня Людвигом зовут… вот. Необычное имя, правда?
— Вовсе нет, — ответила я. — Моего дедушку тоже Людвигом звали. Он из поволжских немцев. Я, правда, его плохо помню. — Это мягко сказано, дедушку я вообще не помню. Только образ. Он потом куда-то исчез, мама долго мялась, но все-таки ответила, что дедушка от нас ушел. Не родной он был.
— А вас-то как зовут?
— Вера.
— Мне кажется, мы все-таки встречались, Вера. Но не в этой жизни.
После этой фразы я поняла, что ничего не могу с собой поделать. Я не могла оторваться от неровного изгиба его губ и просто таяла от подкупающего прямого взгляда. Людвиг предложил прогуляться по парку, и я не отказалась. Не было ни единой причины, по которой я могла бы воспротивиться этому предложению. Наоборот, мне очень хотелось пройтись с ним, чтобы слушать его речь, его голос. Потому что когда он говорил, внутри меня что-то переворачивалось.