На стальном ветру
Шрифт:
Но, принимая один набор возможностей, они отказывались от другого. Эти сооружения были такими же кружевными, как сахарные скульптуры. Замедление - применение тяги даже в сотую долю g - привело бы к катастрофе. Граждане, конечно, знали об этом. Они санкционировали строительство этих чудесных дворцов и городов именно исходя из этого знания.
Делегацию "Занзибара" сопроводили в центр одного из городских комплексов. Башни в форме канавок торчат во все стороны из прочного фундамента из покрытого зеленым матом камня. Где-то внутри находился сферический зал суда. Он был белым и костлявым, похожим на чудовищный выдолбленный
Меловые распорки крепили центральную платформу к стенам. На платформе, большой, как трон, и изобилующей резными украшениями, стояло пристегивающееся кресло, в котором констебли и новые функционеры "Тиамаата" закрепляли Травертина. Платформу окружало кольцо из меньших по размеру и менее впечатляющих кресел, чем у Травертина, вмещавших представителей одиннадцати демократических собраний местного каравана, а также пустые кресла, которые должны были быть заняты делегацией "Пембы".
Совет Миров был приглашен на заседание старшим представителем "Нового Тиамаата", председателем Тесленко. Акватик, родившийся в одном из морских сообществ Земли, суровый Тесленко давным-давно покинул океаны ради космоса. Усатый, похожий на тюленя представитель часто хрипел, и его кожу нужно было регулярно увлажнять маслами.
Чику достаточно хорошо знала Тесленко. Он никогда особо не скрывал своей неприязни к тому, как они вели дела на "Занзибаре", с его небрежным подходом к общественному контролю. Травертину пришлось бы очень постараться, чтобы найти врага похуже.
Предварительная работа продвигалась быстро, были сформулированы пылинки, которыми обменялись в знак добрых намерений. От Чику требовалось очень мало, кроме как наблюдать и кивать. Личность Травертина была официально установлена с предоставлением доказательств того, что он был тем, за кого его выдавала делегация "Занзибара". Травертин не оспаривал ни идентификацию делегации, ни их обвинение в том, что он несет ответственность за то, что произошло в Каппе.
– Я знаю, что сделал, и я бы пошел на тот же риск во второй раз и в третий. Теперь я могу идти?
– Конечно, нет, - пробурчал Тесленко сквозь усы.
– На самом деле это был риторический вопрос.
– Вы не предложили никакой защиты в своем предыдущем отчете, - сказал другой из новых делегатов "Тиамаата".
– Вы хотите внести поправки в свои показания?
– Я сказал все, что нужно было сказать.
– Вы не проявляете ни раскаяния, ни намека на угрызения совести, - прокомментировал представитель Эндозо, малабарский политик, с которым Чику недавно поддерживала связь по вопросу о слонах.
– Когда вы позволяете кому-то что-то сделать, - сказал Травертин, - когда вы втайне хотите, чтобы он это сделал, раскаяние не требуется.
– Вы хотите сказать, что эта ваша работа получила молчаливое одобрение Ассамблеи "Занзибара"?
– спросил один из делегатов с голокорабля "Чеджу" с острым скептическим интересом.
– Это поразительное заявление, Травертин.
– И одно мы категорически опровергаем, - сказал Утоми, взглянув на Чику и ее коллег-делегатов в поисках поддержки.
– Мы, безусловно, не санкционировали эту работу. Травертин приложил немало усилий, чтобы убедиться, что никто из нас не знал об этом. Не было никакого "молчаливого одобрения".
Заговорила Чику.
– Я знаю Травертина, по крайней мере, так же хорошо, как и все остальные в этом зале. Когда-то мы были друзьями - я не буду этого отрицать. У него определенно есть жилка интеллектуального тщеславия шириной в милю. Я узнаю это, потому что видела это у многих из нас, включая себя. Это не преступление, как и честность. Я считаю, что Травертин точно определяет его положение. Мы не признаемся в простой ошибке, потому что это было бы ложью. Но я также знаю вот что: Травертин никогда бы ничего не сделал, если бы не верил, что это к лучшему для всех нас.
– Сейчас не время обсуждать Соглашение "Пембы", - сказал Тесленко под одобрительный ропот по всему залу.
Чику продолжала двигаться дальше.
– Но мы не можем обсуждать действия Травертина так, как если бы они происходили в вакууме. Снова и снова добрые люди пытались использовать законные политические каналы, чтобы оспорить Соглашение. Снова и снова они получали отпор. Но совесть Травертина не позволила бы ему просто стоять в стороне и ничего не предпринимать.
– Вы пытаетесь оправдать то, что произошло?
– спросил Эндозо.
Чику решительно покачала головой.
– Действия Травертина были неправильными, но это не делает их бесчеловечными.
Тесленко повернулся лицом к председателю Утоми.
– Никто не предложил правдоподобной защиты действиям Травертина. Каков был бы надлежащий ответ в рамках вашей внутренней системы управления?
Конечно, Тесленко точно знал диапазон наказаний, доступных на "Занзибаре", и пределы их суровости.
– У нас нет смертной казни, - сказал Утоми.
– Как бы то ни было, преступление Травертина, должно быть, одно из худших, с которыми вы сталкивались, - сказал Тесленко.
– Я не собирался совершать убийство, - ответил Утоми.
– И у вас нет более сурового наказания, чем лишение свободы, но в то же время менее сурового, чем казнь?
– спросил Тесленко.
– Вы знаете, что мы это делаем, - сказал Утоми, - но мы не склонны им пользоваться. Исторически сложилось так, что это всегда было инструментом крайней необходимости. Это стало стигматизацией похуже, чем сама казнь.
Тесленко остановил свой взгляд на Травертине. Его глаза были влажными, темными, как черные драгоценные камни, вделанные в пятнистую глину его лица.
– Вам известно об этом наказании - отказе в продлении срока жизни?
– Конечно, - ответил Травертин.
– И разве вы не сочли бы это проявлением доброты, если бы альтернативой была казнь?
– спросил Тесленко.
– Альтернатива - не казнь, - запротестовала Чику настолько твердым тоном, насколько осмелилась.
– Это домашний арест или сотня других дисциплинарных мер.
– Возможно, по законам Занзибара, - сказал Тесленко.
– Но это вопрос Совета, и перед нами открыт целый ряд вариантов. Если "Занзибар" вынесет ответственное решение, у Совета не будет необходимости выносить смертный приговор. Совет также был бы склонен занять благожелательную позицию в отношении любых дальнейших санкций, таких как введение внешнего управления. А судьба Травертина... послужит постоянным напоминанием тем, кто, возможно, подумает о том, чтобы оспорить Соглашение "Пембы" в будущем.