На суше и на море. 1962. Выпуск 3
Шрифт:
Большого в деревне знают. Все с уважением отвечают на его приветствие. Он начальник укрепрайона, и если французские войска неожиданно появляются в деревне, скрывается в дуарах.
У дяди Салихи трясутся руки, когда большой говорит:
— Муджахиды хотят, чтобы Салиха стала их сестрой.
Салиха, обутая в сапоги, ночующая в одном шатре с мужчинами, — всем своим существом семидесятилетний старик восстает против этой мысли.
— Она и сейчас уже заглядывается на парней, — говорит он, — перечит, когда с ней разговариваешь, вместо того чтобы молчать,
— Но ведь вы же знаете, что она несколько месяцев возглавляет женскую ячейку в деревне? — спрашивает большой, — и, выполняя наши задания, разговаривает с мужчинами.
Водворяется долгое молчание. Старик хмурит брови и комкает свою бороду. Тогда вмешивается мать:
— Если это ее и ваша воля… Но я хочу знать, куда она пойдет, мы сами отведем ее в горы.
Позиция расположена на склоне столовой горы.
Словно крышка гигантского гроба, торчит она из густого кустарника. Веками сползавшая почва образовала на склонах горы круговую насыпь, вал, — идеальное укрытие для дозорных.
Отсюда сверху на большом расстоянии просматривается вся окружающая местность.
Вдали отчетливо видны три точки, двигающиеся по направлению к холму.
Достигнув подножия горы, они обретают размер карандашных огрызков. Часовой только и ждет этого момента. Он поднимает руку и кричит: «Они идут!»
< image l:href="#"/>Быстро, насколько позволяет каменистая почва и колючий кустарник, муджахиды сбегаются к месту сбора. Даже теперь, когда весь взвод собран на узком клочке земли, его можно обнаружить только с воздуха — настолько высок вал, опоясывающий столовую гору.
Пока солдаты прихорашиваются, франтовато повязывая шейные платки и до блеска начищая оружие, проходит еще добрых полчаса. Потом мужчина и обе женщины спускаются в траншею.
Одна из них молодая, с тонкой стройной шеей и узкими плечами. В ее честь построен взвод.
— Салиха, муджахиды приветствуют тебя, — обращается к ней один из солдат взвода. — Твое решение стать бойцом вселяет в нас силы и мужество. Мы никогда не забудем, что ты сестра, а мы твои братья и все мы одна семья.
Дядя подводит девушку к командиру взвода. Люди замерли в торжественном молчании, только ветер, срывая мелкие камешки, с шуршанием гонит их по загрубелым, изборожденным трещинами скалам. Лейтенант вручает Салихе пистолет.
— Помни о том, — говорит он, — что оружие, которое ты носишь, — символ завтрашней независимости алжирской женщины.
Тридцать солдат салютуют залпом из своих карабинов. Эхо с грохотом прокатывается над горой и, с громыханием повернув обратно, разбивается о вал.
— Это было не всегда так просто, — говорит Ясеф [33] ,
Самолет застает нас врасплох и кружит над расположением нашей части. Машину не видно, но отчетливо слышно гудение мотора. Капитан Ларби и Си Мустафа остались в долине со взводом, чтобы дождаться, когда нам приведут коней.
33
Ясеф — проводник-связной, сопровождавший Ганса Оттена во время его поездки по частям Алжирской Национально-освободительной армии. — Прим. перев.
— Тогда в армии тоже были голоса и «за», и «против» приема женщин в бойцы. Я еще хорошо помню, как говорили:
«Часть, в которой есть женщина, уже не будет такой подвижной: каждый будет требовать, чтобы его оставили для охраны девушки, и никого нельзя будет послать с донесением или в разведку».
После каждой фразы Ясеф вытягивает голову, стараясь через листву разглядеть самолет.
— Вы же знаете, — говорит он, — что для многих женщина была женой, сестрой или дочерью, которую прячут от всего мира и кутают в паранджу.
— Неужели не было никого, кто бы выступил за прием? — спрашиваю я.
— Конечно были, — отвечает Ясеф, — самые отчаянные говорили: пусть они тогда все делают наравне с мужчинами. Если женщина погибнет, то пусть она погибнет как солдат. — Он раздвигает ветви, чтобы лучше видеть.
— Эй! — окликает он командира взвода, который сидит на корточках невдалеке от нас. Это — самолет-разведчик, и он кружит очень низко. — При этом он поднимает ладонь на уровне глаз, наглядно показывая, как низко летит машина. — Его легко можно сбить.
— Только не сейчас! Таков приказ! На этой неделе через наш район проследуют подкрепления.
Ясеф качает головой, и снова усевшись на землю, толкает меня и говорит:
— Теперь это уже старая история и никому до нее нет дела. Но и тогда не все так рассуждали, — рассказывает он дальше. — Нашлись и умные головы, считавшие, что девушки могут и ухаживать за ранеными, и заботиться о женах бойцов в деревне.
— Ну и все-таки, какой же аргумент убедил основную массу? — спрашиваю я.
— Погодите, я вам еще не все сказал, — отвечает Ясеф. — По мусульманскому праву солдат и девушка, которых застанут в объятиях, подлежат смертной казни.
— А разве были такие случаи?
— Ничего подобного, — энергично отмахивается Ясеф. — Я говорю это вам только для того, чтобы вы хорошенько поняли все отговорки и возражения. Вы спрашиваете, какой аргумент их убедил?.. Этого в двух словах не объяснишь. Еще задолго до облачения в мундир девушка выполняет задания армии: проносит оружие через линию фронта или достает в в городах медикаменты для наших раненых. Вручение пистолета — всего лишь признание ее заслуг. Я думаю, что это соображение сыграло решающую роль в тех спорах.