На все четыре стороны
Шрифт:
Морис совершенно прав! Габриэль любит наводить тень на этот самый плетень. Почему не сказал Морису, где работает? Но интереснее другое. По словам Мориса, на вилле по соседству с Терри был убит богатый араб. Тогда почему Габриэль сказал, что убитый какой-то бродяга? Уж наверное, ее хозяин вряд ли был похож на бродягу! Правда, тело несчастного покрывало дешевое синее одеяло… Больше-то Алена ничего не успела разглядеть — ни одежды, ни обуви убитого. Возможно, конечно, Габриэль именно из-за одеяла решил так пренебрежительно аттестовать покойного, но ведь он сказал, что заглянул ему в лицо!
Зачем врал?
И снова страх нахлынул… «Боисся, боисся, боис-ся», — как бормотала тогда Лизонька…
— Ну и как вам все это нравится? — послышался голос Мориса.
Что ответить? Что ей все это вовсе не нравится? Что она в ужасе от всего этого? Но не покажется ли такой ее ответ подозрительным? Если Алена не замешана в истории с убийством ни сном ни духом, с чего бы ей так сильно волноваться? Сказать, что ей совершенно безразлично? Но не покажутся ли ее слова Морису подозрительными? Ведь нормальному человеку не может быть безразлично убийство!
— Я.., честно говоря, я не вижу тут ничего.., никакого смысла… Я не знаю, что сказать… — залепетала она бессвязно. И подскочила на стуле, когда Морис вдруг со звоном поставил чашку на блюдце и разразился аплодисментами.
— Браво! — воскликнул он экспансивно. — Вы очень точно выразили творческое кредо этого художника! Он ищет смысл именно в кажущейся бессмыслице!
Что.., что она выразила? Кредо?!
Алена не без испуга воззрилась на мужа своей приятельницы, опасаясь, не съехала ли у него в одночасье крыша. Однако выглядел Морис совершенно здоровым человеком. Сидел, кушал тост с вареньем из мирабели и внимательно смотрел на Аленины руки.
Они у нее что, в крови, как у леди Макбет?!
Алена опустила глаза — и обнаружила, что смотрит Морис вовсе не на ее руки, а на то, что она в них держит. А держала она один из многочисленных каталогов, доселе разбросанных по столу… Алена уставилась на мельтешение цветных пятен на обложке и на название, которое она тут же перевела для себя так: «Новейший абстракционизм в поисках смысла».
Алена и не заметила, как вцепилась в этот каталог: наверное, чтобы занять руки, которые иначе начали бы слишком подозрительно трястись.
— Не спрашиваю, как вы относитесь к авангардизму, потому что нормальный человек не может к нему относиться никак, просто никак, — с прежней экспансивностью проговорил Морис. — Однако Монт-Орбейль, репродукция которого помещена на обложке этого каталога, один из немногих, в бессмысленном пуантилизме которого прослеживается хоть какая-то логика, хочет он того или нет. Даже я, при всей моей суровой приверженности к классике вообще и к французской классике XVIII века в частности, был бы рад, если бы эта картина украсила мой дом. Кстати, она продается в магазине Антуана Дюбуа. Но Монт-Орбейль — один из самых дорогих авангардистов, его работы мне просто не по карману. Впрочем, я думаю, они так высоко ценятся не столько за неистовый авангардизм и поразительное чувство цвета, а именно за то, что (может быть, и не желая этого!) призывают нас верить: в жизни очень мало голых случайностей, и во всем, даже в кажущейся полной абсурдности, сокрыт смысл, пусть и не постигаемый нами, как любит выражаться моя жена, сполпинка. — Последнее слово Морис произнес по-русски, а потом на всякий случай перевел на французский и продолжил:
— И это внушает надежду хоть на какую-то справедливость, с которой когда-нибудь подойдет к твоим поступкам и деяниям Провидение.
Алена задумчиво посмотрела на Марининого мужа, молодого и красивого француза, который всегда казался ей несколько переигрывающим в своем чрезмерно серьезном отношении к жизни. «Но ведь не все такие пофигисты, как ты, моя дорогая!» — вмешался в ее размышления внутренний голос.
Так, значит, во всем сокрыт смысл, даже в полной абсурдности?
Ну да, Алена готова была согласиться с Морисом — в силу своей профессии. Все-таки детектив — это искусство столько же строгой логики, сколь и тщательно организованных совпадений. Ведь даже самая интересная книга поначалу кажется бессмыслицей, интригующей читателя или даже раздражающей его — лишь ради самой интриги. Прежде чем проникнешь в замысел писателя, иной раз покажется, что он и сам не знает, чего хочет.., пишет абы что, может, даже наугад, а то и тасует страницы в беспорядке, лишь бы заинтриговать читателя!
Тасует страницы в беспорядке…
Смысл в бессмыслице…
— Ладно, Алена, удачного дня, я ушел.
Голос Мориса долетел словно из другого мира.
— Да-да… — машинально пробормотала Алена, не слыша ни слова, не соображая, что говорит.
Затем она вскочила из-за стола и побежала в свою спальню. Разрезанные листы ксерокопии так и лежали кучей там, где она их свалила ночью.
Алена с ненавистью отшвырнула ножницы. Вот дурища! Говорено же умными людьми: семь раз отмерь, один отрежь. А ей лишь бы резать! Почему не пришло в голову, что тот, кто сброшюровал книгу так причудливо, вроде бы даже беспорядочно, мог сделать это нарочно, мог вкладывать в свои действия какой-то смысл?
Но как, как, как восстановить прежний порядок?
Алена почти в отчаянии уставилась на листки.
Нет, рано отчаиваться! Хитрый араб, который пытался содрать с нее вдвое больше денег, оказал ей неоценимую услугу, пронумеровав страницы. И пронумеровал он их именно в таком порядке, в каком они стояли в книге раньше!
Ура! Ура! Да здравствуют алчность, стяжательство и стремление обобрать ближнего своего!
Алена принялась поспешно перекладывать страницы. Нелепица, нелепица… Путаница, путаница… Ладно, попытка не пытка, за спрос денег не берут, но, может быть, во всей этой сумятице слов и страниц и впрямь кроется какой-то смысл, и внезапное озарение не подведет ее, как оно не подводит модного авангардиста Монт-Орбейля?
Ну, где тут закладка с загадочными цифрами?
Предположим, что они — номера страниц, на которые надо смотреть в том порядке, в каком они обозначены.
Алена с опаской поглядела на первую страницу книги. Согласно нормальной нумерации та была пятнадцатой, однако слово, проглянувшее в окошечко-сердечко, внушало надежду, что найден верный путь. Это слово было — вместе.
Алена быстренько выписала его на листок.
Теперь страница 8. Слово вышло — гибель…
Вместе гибель…
Не слишком-то много смысла. Но и не вопиющая нелепица. Это вам не какое-то там quo!
А вот, кстати, о quo… Вернее, о том слове, которое могло бы образоваться на странице 18. Так, посмотрим по новой нумерации… Получилось избегнешь.
Вместе гибель избегнешь…
Да, звучит обнадеживающе, хоть и слегка коряво.
Страница 2 дала слово таят.
Вместе гибель избегнешь таят…
Так-так! Интересно!
Страница 9 — и.
Ну что ж, этот союз вполне имеет право оказаться в шифрованной записке! Теперь опять страница 18?