На все четыре стороны
Шрифт:
Ага, понятно, это он обратил внимание на ее индийские серьги из позолоченных раковин.
— О! — вдруг воскликнул Антуан. — В лавке почему-то свет горит! Неужели Габриэль еще работает? Остановите-ка, мсье. Я сойду здесь, навещу друга. Не хотите ли заглянуть в гости к настоящему антиквару, мадемуазель?
— Спасибо, уже поздно, — пробормотала Алена, не слыша своего голоса. — Я.., я лучше днем сюда зайду.
— Тогда всего наилучшего. А кстати, как мы увидимся? Возьмите мою карточку, — Антуан протянул Алене визитку. — Если в самом деле решите пойти на милонгу, позвоните мне, и мы решим, когда и где удобно встретиться. А вы, — обратился он к шоферу, — отвезите мадемуазель куда она скажет. Вот держите… — Он сунул водителю купюру и выбрался из такси. — До свиданья, мадемуазель, надеюсь, до завтрашней милонги! Хотя нет, уже до сегодняшней!
Алена что-то пробормотала в ответ и откинулась на спинку сиденья. Голова вдруг стала такая тяжелая, что пришлось положить ее на удобный, мягкий «мерсовский» подголовник.
Внезапно она резко подалась вперед, попросила:
— Остановите вот здесь, за углом! — и выскочила из такси.
Такси уехало.
Алена сделала несколько шагов, но каблуки босоножек так зазвенели в ночной тиши по тротуару, что она замерла, будто воришка, пойманный на месте преступления. Осторожно сняла одну босоножку, вторую… Асфальт был еще теплый.
Она огляделась. Так, понятно: в той стороне рю де Прованс и дом Марины, вот здание аукциона Друо, а вон там улица Россини…
Алена перебежала дорогу и прошла мимо колонн и выступов аукциона, стараясь держаться в тени. Свернула за угол и бесшумно, почти прижимаясь к стенам, прокралась к дому с черными колоннами. Очень удачно оказались на пути несколько огромных кадок с кустами остролиста и декоративного клена. Алена под их прикрытием подобралась к широкой витрине с вывеской «Les antiquites orientales».
Черт, витрина завешена жалюзи! Видно, что там горит свет, но в том-то и состоит особенность «ревнивых» штор, что с улицы за них не заглянешь! Тем паче сквозь стекло.
Может быть, где-то найдется щелочка?
Алена только сделала шаг вперед, как вдруг свет в витрине погас, а вслед за тем послышался звук открываемой двери.
Немыслимым прыжком она метнулась под прикрытие кадки с остролистом, сжалась в комок… Послышались шаги, голоса… Алена подняла голову, чуть высунулась…
Двое выходят из двери, снова металлический лязг ключей в старых замках, потом тоненькое попискивание — видимо, пошла в ход электроника, — а затем снова лязг: опущена тяжелая металлическая штора над дверью. Ого, моя лавка — моя крепость…
Алена всматривалась изо всех сил, но около двери было темно. Ну, ничего, куда бы Антуан и его приятель, которого (может быть, это всего лишь совпадение?!) зовут Габриэль, ни пошли, направо или налево, они всяко пройдут под фонарями, и тогда выяснится, Алена сошла с ума или мир на самом деле так тесен, как уверяла Сильви…
Ей повезло. Антуан и его приятель не просто прошли совсем близко от нее под фонарем — они остановились под ним немножко поболтать и проститься!
В первую минуту, увидев их рядом, Алена была готова покрутить у виска пальцем. Но уже через мгновение поняла, что жизненный опыт не обманул Сильви. Мир тесен, тесен просто до тошноты! Габриэль… Приятеля Антуана мало что звали Габриэлем — это был именно тот самый Габриэль Мартен. Просто Алена не сразу узнала его без ковбойского прикида, а главное, без знаменитого «стетсона». Одет он был в обычный летний светлый костюм, а на голове…
А на голове у него не было ничего, в том числе и волос. Габриэль был обрит наголо — новобранец, качок из комка, заключенный, скинхед не бывают более бритоголовыми… Но в том-то и штука, что ни на новобранца, ни на качка, ни на зэка, ни на скинхеда он совершенно не походил. Ничего и никогда не видела Алена более сексуального, чем эта бритая голова… Нет, в полумраке она вовсе не казалась бритой, она была просто голой, гладкой — как бильярдный шар, как яйцо. Птичье яйцо, имеется в виду, потому что, конечно…
«Ты о чем? — спросила себя Алена. — Ты что, рехнулась, несчастная брошенка, на почве затянувшегося воздержания? Сидишь тут, на парижской улочке, прижавшись к кадке с остролистом, и страстно желаешь заняться немедленным, интенсивным, грубым сексом с лысым французским антикваром.., вполне возможно, убийцей?»
Ну да, она мечтала именно об этом. Вернее, помечтала недолго и… «Вот пуля прилетела, и ага…» Ветер, порыв похоти… Нагрянул — и все прошло, прошло, прошло!
Во всяком случае, Алена почти уверила себя в этом, пока сидела, скорчившись, на тротуаре, который становился все холоднее и холоднее, под деревцем остролиста, который шелестел своими желто-зелеными нарядными листьями, как жестяной. Сидела, слушая, как звучали в ночи шаги расходящихся в разные стороны мужчин… Потом заурчал мотор, Алена еще крепче вжалась в кадку, услышав, как мимо стремительно просвистел автомобиль. Чтобы совсем уж не осталось никаких неясностей, она осторожно глянула ему вслед. Ну да, конечно, красный «Ягуар», на сей раз с поднятым верхом, который так же глянцевито блеснул под фонарем, как незадолго до того голова его хозяина…
Алена подождала еще немного, удостоверившись в собственной безопасности, и наконец выбралась из-за кадки, побрела на замлевших и замерзших ногах домой. Так и пошла — босая, совершенно забыв о том, что прижимает к груди босоножки, — ей даже в голову не взбрело обуться. Пробралась в квартиру тихонько, как воришка, залезла в душ…
«Ну вот ты и нашла Габриэля, — думала она, снова и снова поливая мочалку душистым гелем и до бесконечности намыливая себя с ног до головы, причем в буквальном смысле: даже голову, забывшись, помылила мочалкой, вызвав в этой дурацкой голове необычайно ясный образ Габриэля, стоящего под душем.., вот под этим же самым, рядом… — Вот ты его и нашла. Теперь ты знаешь, куда можешь прийти и сказать… Что? О чем ты можешь ему сказать? Je vous veux? Я вас хочу? Что за патология! Да он тебя на смех поднимет! А может быть, наоборот. Может быть, признаться в этом внезапном вожделении — самый верный способ убедить его в том, что тебя не надо бояться, самое верное средство обеспечить безопасность и себе, и Марине, и ее семье?»
Интересно, рассказал ли Антуан приятелю о встрече на милонге с какой-то русской Элен, любительницей мемуаров? Интересно, догадался ли Габриэль, о ком идет речь?
Алена наконец-то выбралась из ванны, вытерлась, заковала ногу в шину и легла в постель, вытянувшись на спине. Она привыкла засыпать на боку, и сейчас сон никак не шел. Да еще всякие глупые и волнующие видения опять полезли в голову. В голову.., голова Габриэля.., бывшая подруга Жанна часто говорила про каких-нибудь ловеласов, они, мол, думают не головой, а головкой… А какое выражение применимо к женщинам, которые вдруг зацикливаются на непристойностях, причем зацикливаются несходно? Да еще объект-то, объект вожделения каков! Возможно, двойной убийца!
Конечно, все дело в том, что писательница Дмитриева ведет очень размеренную, рафинированную жизнь. Вот ее и влечет к опасным, экстремальным мужчинам. Стоит хотя бы вспомнить двух прошлогодних киллеров, в которых она была, можно сказать, слегка влюблена — ну да, в двоих одновременно… И в какую бы криминальную историю она ни впутывалась, в ней непременно имел место либо благородный бандит, либо отважный мент (или частный детектив, или герой-одиночка), с которым у Алены Дмитриевой незамедлительно завязывался пусть виртуальный, пусть нежизнеспособный, но пылкий романчик. Вспомнить хотя бы ее июльские (это ж всего месяц назад происходило!) отъявленные приключения в санатории «Юбилейный», куда она поехала залечивать сердечные раны, нанесенные Игорем [16] … Да, вот кстати об Игоре.
16
Об этой истории можно прочитать в романе Елены Арсеньевен «Разбитое сердце июля».