На все четыре стороны
Шрифт:
Однако в музей ожерелье не попало. В Париж приехала графиня Анна Потоцкая…
В эту даму Шарль де Флао был давно и тайно влюблен. Несколько лет назад он побывал в имении мужа Анны, графа Александра Потоцкого, и влюбился в графиню. Она также влюбилась с первого взгляда в его прекрасные глаза, но тогда это была лишь платоническая любовь. Наконец их тяга друг к другу стала невыносимой, и во время пребывания графини в Париже они стали любовниками. В память об этой встрече Анна получила ожерелье Клеопатры или Жозефины — называйте как угодно.
Шарль и Анна больше не встречались —
Малгожата горестно вздохнула, и я поняла, что у польских кузенов накопилось много претензий к богатой французской родне.
Впрочем, не это меня сейчас интересовало!
— А где теперь ожерелье? — спросила я.
Малгожата пожала плечами:
— Кто знает? Оно кануло в бездну времен, осталась только его история.
— Однако ваша история неполна, — взволнованно заговорил Всеволжский. — Скажите, вы сами видели ожерелье?
— Да… — неохотно призналась Малгожата. — Когда-то давно, еще в детстве.
— Но вы помните, как оно выглядело?
— Очень смутно. Оно мало похоже на привычное ожерелье — то есть нанизанные рядом друг с другом камни. Ожерелье Клеопатры — это тонкая и плоская золотая цепь, вернее, очень гибкая, словно плотная ткань, золотая пластина с крошечными крючочками, на которых укреплены драгоценные камни. Там есть изумруд, алмаз, сапфир, топаз, опал, черный перл — жемчуг, аметист.., еще какие-то камни, не помню точно. Они разной формы, не подходят друг к другу по цвету… На первый взгляд ожерелье кажется странным, варварским. Да, в нем была варварская, почти противоестественная, безвкусная — и все же завораживающая красота!
— Все дело в сочетании камней, — перебил ее Всеволжский. — В сочетании и форме. Я, видите ли, в юности увлекался трудами Шампольона, лорда Карнарвона и других великих египтологов, читал расшифровки текстов знаменитой Книги Мертвых, вообще читал все, что можно было найти по истории Древнего Египта. И где-то наткнулся на упоминание об ожерелье Клеопатры. Оно — не просто украшение. Оно… В общем, именно сочетание камней, именно в таком виде, именно в таком количестве, именно такой формы, именно с золотом придает ожерелью какой-то магический смысл.
— Какой? — спросила я.
— Это мне неведомо, — вздохнул Всеволжский. — Судя по тем текстам, которые я читал, жрецы, изготовившие ожерелье, написали некое пророчество на золотой
— Да, — задумчиво кивнула Малгожата, — я помню, что на золоте были выгравированы какие-то полустертые знаки. Наверное, иероглифы, но тогда, когда мне довелось посмотреть на ожерелье, я была совсем мала и не запомнила, как они выглядели.
— Наверное, как многие древние предметы, оно придает силу любовным чарам? — предположила я.
— Такое только в сказках бывает, — авторитетно заявила Малгожата. — А силу любовным чарам придает сама женщина!
Я вздохнула. Ну что ж, ей виднее… Она, конечно, больше моего знала о любви!
— Вы правы, — проговорил Всеволжский, глядя на Малгожату с обожанием. — К тому же элементарная логика подсказывает, что ожерелье никак не было связано с любовной магией, иначе Жозефина никогда не рассталась бы с ним. Вообще, если проследить череду его владельцев и их судеб (ведь, насколько мне известно, оно кочевало и среди Потоцких от одной семьи к другой, нигде долго не задерживаясь), можно прийти к некоторым интересным выводам…
— К каким же? — спросила я с любопытством… Не скрою, меня очень увлекал этот разговор! Не столько потому, что речь шла об украшении — я в них мало что понимала, у меня никогда не было никаких украшений, кроме крестика да простеньких серег, мать оставила мне кое-какие драгоценности, однако сначала я была слишком мала, чтобы их носить, а потом они все пропали, когда наше имение сгорело в страшном пожаре революции, — сколько потому, что я всегда обожала рассказы о древностях и чудесах.
— Может быть, тут дело в силе какого-нибудь древнего проклятия… — начал было Всеволжский, однако Малгожата остановила его:
— Погодите! Видите вон ту рощу?
Мы с Всеволжским слишком увлеклись разговором и только сейчас обнаружили, что закоулками-переулками-оврагами вышли на окраину города и почти приблизились к окружающим его дубовым рощицам, переходящим постепенно в густой лес.
— Насколько мне известно, нам осталось перебежать поле, пересечь рощицу, а потом преодолеть еще одно поле, чтобы добраться до своих, — сказала Малгожата. — И если останемся целы и невредимы, то это будет настоящее чудо. Как только мы окажемся на первом поле, в нас будут стрелять красные. В рощице мы можем наткнуться на их пулю или на пулю белых. Когда выйдем из нее, по нас начнут палить свои. Но делать нечего — остается только молиться и уповать на милость небес. Во всяком случае, давайте держаться вместе, чтобы, если кто-то будет раненный, двое других могли подхватить его и бежать дальше. — И она крепко схватила меня за руку.
Всеволжский покорно посмотрел на нее и кивнул. Мы помолились — и, набравшись духу и сил, опрометью кинулись бежать через поле к рощице…
— Кстати, Алена, — сказал Морис, когда, гостья выползла из своей комнаты в восемь утра (невыспавшаяся, неумытая, в халате, волоча ногу с шиной, — вообще никакая!) с одной мечтой: как можно скорее выпить как можно больше кофе. — Пока вас не было вчера, звонила моя матушка и предупредила, что нас всех могут вызвать на допрос в комиссариат.