На все времена
Шрифт:
Наконец он остался в одной полотняной рубашке и шоссах. На рубашке виднелось темное пятно присохшей к ребрам крови. Он ослабил шнуровку и уже хотел сорвать с себя рубашку, но Абриэль остановила его, намочила тряпку в теплой воде и осторожно прижала к пятну, пока оно не увлажнилось. Теперь можно было легко снять рубашку, не опасаясь повредить рану.
– Встаньте, – велела она. Рейвен подчинился, и Абриэль взялась за края ворота. – Обещаю, на этот раз не будет больно.
Медленно-медленно и очень бережно она стянула рубашку, оставив его обнаженным до пояса. Пришлось закрыть глаза, пока она не вспомнила
И только когда капля крови со щеки разбилась о его грудь, она снова пришла в себя.
– Теперь садитесь, – приказала она, хотя сама едва стояла на подгибавшихся ногах. Пришлось поскорее сесть рядом, после чего Абриэль окунула чистую тряпку в нагретую воду и слегка прижала к его лицу. – Подержите, пока я посмотрю ваши ребра. Не думаю, что рана слишком глубока.
– Да, это удар копья. Скорее очень большая царапина, зато синяк будет огромным.
– Он уже огромный, – сухо сообщила Абриэль, решив делать вид, что он просто ее знакомый, один из многих, кого она лечила в прошлом. Но уловка не сработала. Прикосновение к нему вызвало чувства, которых не должна была испытывать порядочная девушка. Она слышала его дыхание так же отчетливо, как свое собственное, вдыхала запах пота и видела жилку, заманчиво бьющуюся во впадинке между ключицами.
Абриэль быстро отступила, открыла мешочек с травами и, растерев несколько стебельков в порошок, сделала пасту и наложила на рану, прежде чем перебинтовать его торс длинными полосами чистого полотна.
– Теперь можно надеть рубашку, – с облегчением сообщила она.
– А что делать с этим? – спросил он, показывая на окровавленный платок, прижатый к лицу.
Какая же она глупая! Лицо Абриэль загорелось.
– Прошу прощения. Я так устала, что сама не знаю, что говорю.
– Вот как! Значит, это усталость лишает меня способности связно мыслить, когда я рядом с вами? – тихо спросил он.
– Откуда мне знать, что вы испытываете? – отрезала она, и, хотя пыталась принять суровый вид, когда потянулась к платку, все же ее прикосновения были нежными. Она медленно отняла платок и промыла рану, с тревогой замечая, что кровь по-прежнему течет. – Боюсь, что ее придется зашить.
– Или прижечь, – деловито предложил он, пожав плечами, когда она с ужасом воззрилась на него. – Я уже делал это раньше.
– Но я никогда этого не делала и тем более не прижигала ран на лице.
– Боитесь испортить мою красоту?
– Вы льстите себе, – парировала Абриэль. – А может, я не хочу, чтобы вы пугали животных и маленьких детей?!
– В таком случае игла и нитка, – согласился он.
Абриэль обрадовалась, что напряжение между ними немного спало: может, он не заметит, какое воздействие производит на нее. Что-то изменилось в их отношениях, а может, что-то изменилось в ней самой. Придется хорошенько поразмыслить над происшедшим. Но сейчас не время: она слишком занята созерцанием его тела, а перед этим наблюдала подвиги на ристалище. Кроме того, его смуглое лицо выражало неприкрытый интерес. Как легко забыть все и поддаться очарованию момента… если бы не воспоминание о том времени, когда он не давал себе труда быть и вполовину столь дружелюбным. Что бы он ни говорил о своем обращении с ней в их первую встречу, об отказе ухаживать за ней, пока она еще не была помолвлена, женщина в ее положении должна быть уверена в мужчине. А она никогда не сможет быть до конца уверена в Рейвене. Не сможет забыть, что раньше он считал ее недостойной своего внимания.
– Будет больно, – предупредила она, поднося к его лицу иглу с ниткой.
– Ничего, справлюсь, девушка, – заверил он.
Для того чтобы как следует зашить рану, ей пришлось встать над ним. Но он был так велик ростом, что ей почти не приходилось нагибаться. Сначала она боялась воткнуть иглу в его плоть, но он и глазом не моргнул, так что она принялась аккуратно шить.
Его глаза были такими синими, а ресницы – длинными и густыми, что ей пришлось вынуждать себя думать о чем-то другом. И, чтобы отвлечься и завести разговор на посторонние темы, она заметила:
– Мой отчим говорит, что Терстан имел право напасть на вас после целого дня отдыха.
Рейвен подождал, пока она протянет нить в очередной раз, прежде чем ответить:
– Так оно и есть, хотя я знал, что нужно быть готовым к удару в спину, особенно с таким, как он.
– Но все остальные состязались целый день. А просто ждать почти до самого конца…
– Но он все равно не победил, потому что не мог взять достаточно пленных.
– А мне кажется, ему не столько хотелось победить, сколько напасть на вас.
– Волнуетесь за меня, девушка? – тихо спросил он.
– Меня скорее волнует справедливость, – чопорно бросила она.
– О, в войне нет ничего справедливого.
– Но это не была война! – горячо возразила она.
– Для людей, подобных Колберту, это всегда война. И все это часть игры.
Она отвела иглу, чтобы всмотреться в него.
– Как можно относиться к этому столь беспечно, когда вас могли убить?!
– И вы скорбели бы по мне?
– Как по всякому павшему воину. Ну вот и все. И ваше красивое лицо более-менее осталось прежним.
Он тихо рассмеялся, когда она стала сосредоточенно оглядываться.
– Ножницы… ножницы… я знаю, вы где-то здесь, – бормотала она.
– Перекусите нитку зубами, – посоветовал Рейвен. Абриэль возвела глаза к небу.
– Так я могу потянуть ваши швы.
– Я это вынесу… а вы?
Его глаза опасно блестели, и Абриэль знала: он думает о том, насколько близка она будет к нему, если отважится перекусить нитку. Ей хотелось проклясть кровь дерзкого Бервина Харрингтона, текущую в ее жилах, кровь, из-за которой она так часто оказывалась не в состоянии задушить свои желания или не ответить на вызов.
Она как во сне нагнулась, схватившись за узелок, чтобы не натянуть швы, и перекусила нитку. Его влажное дыхание было жарким и волнующим. Он обхватил руками ее бедра, а она, на миг застыв, уперлась кулачками в его плечи.
– Что вы делаете? – возмутилась она, раздраженная тем, как неубедительно звучит ее голос.
– Хочу получить свой приз.
– Но я должна была поцеловать вас на людях. Чтобы все видели, как я выполняю свою часть сделки.
– Не волнуйтесь, девушка, все посчитают, что приятнее целоваться без посторонних глаз.