На Юге, говорят, теплее

Шмыков Роман

Я высунула голову из окна и осмотрелась. Никого и ничего, и лишь трава на уровне моего рта пахнет сыростью. Я помогла Алисе пролезть и протолкнула свой рюкзак прямо за ней, но только моя ноша пропала из поля зрения, как стул под ногами скрипнул и сложился.

У него отлетела ножка, и я упала прямо на копчик с такой силой, что клацнули зубы друг об друга, чуть не отрезав кончик языка. В голове немного помутилось, и я думала, что сейчас потеряю сознание, но боль внизу спины не дала мне даже закрыть глаз, из которых чуть ли не прыснули две слезы. В главном холле послышался хрип, недовольное рычание. Сломанный железный стульчик

эхом оповестил всех внутри, что здесь кое-кто решил по-тихому уйти и не попрощаться.

Шаги сливались в марш, я не хотела знать, как близко они были, и поэтому просто прыгнула на стену, решив, что это как-то поможет мне добраться до сраного окошка. Но я даже кончиками грязных пальцев не могла дотянуться до подоконника, и лицо Алисы в проёме похоже на картину какого-нибудь художника, решившего изобразить на одном полотне и испуг, и непонимание.

– Мам, что?

– Руку мне!

Алиса протянула свою ручку, но это было глупо. Если бы я хоть немного за неё могла зацепиться, то скорее свалила бы свою дочь вниз вместе с собой. Я бы обрекла нас обеих на съедение.

– Нет, убери. Быстро, лямку рюкзака!

– Какого, мам? – в голосе Алисы уже чувствовалось дрожание.

– Любого!!! Быстрее, бл*дь!

Розовая лямка свисла вниз, и я смогла за неё крепко ухватиться.

– Упрись ногами в стену и держи изо всех сил! Не отпускай, пока не скажу!

Пока не скажу своей дочери, чтобы она отпустила маму. Чтобы та пропала в пучине мёртвых тел, вереща как свинья на убое. Пока я этого не скажу?

Я дёрнула лямку, она казалась прочной, и Алисины руки побелели от усилия. Она уже плакала, и сквозь плотно сомкнутые веки катились крупными каплями слёзы. Я сама упёрлась ногами в свою сторону стены и чуть подтянулась вверх, уцепившись рукой за упор с той стороны. Я выползла наполовину наружу, и Алиса упала головой назад, когда я отпустила лямку её рюкзака. Клянусь, лодыжкой я ощутила жар дыхания и вонь мертвечины, но успела вытянуть ноги прежде, чем за них кто-нибудь смог укусить.

Вот теперь самое время для обморока. Я закрыла глаза и куда-то провалилась. Трава под моей спиной превратилась в пух, потом в воду, но я дышала под ней. Как-будто Алиса была на поверхности, и её голос звучал очень расплывчато, неразборчиво. Удар по щеке немного поднял меня к глади этой воды, а второй полностью вытащил меня на поверхность. Я вдохнула воздух и поднялась. Я видела вытянутые ладошки, торчащие в окошке. Они были злы на нас за то, что мы успели. Мы выжили. Я упёрлась в сухую землю руками и встала, привычным движением накинула рюкзак на спину и сделала медленный выдох, стараясь успокоить взбесившееся сердце.

Алиса сидела на траве, сложив ноги. На её щеках ещё были слёзы, и она смотрела не на меня, а куда-то в сторону. Я повернулась туда же, и увидела, как к нам спешат три силуэта, закрытые по пояс маревом раскалённого асфальта.

Я очень хочу ошибиться. Я так никогда не хотела быть обманутой своим же зрением, как сейчас. Пришлось грубо поднять Алису на ноги, при этом случайно ударив девочку в грудь её же портфелем.

– Бежим!

Глава 4

Гриша всё сделал сам. Замариновал мясо, выбрал место подальше от многолюдных пляжей, собрал наши сумки. И когда мы с Алисой только встали со своих постелей, всё уже было готово, мы лишь на скорую руку перекусили и поехали.

Девятое

мая. Люди на улицах гуляли прямо по перекрытым для автомобилей дорогам, из-за чего сильно загрузились окраины, но это нестрашно. Где-то во дворах уже запускали салюты, и флаги нашей страны развевались тут и там. Алиса смотрела по сторонам, лбом прижавшись к стеклу. Ей уже шесть лет, но она всё ещё плохо говорила и имела привычку сосать пальцы и грызть игрушки, не говоря уже о том, чтобы постоянно прижиматься губами к грязным стёклам машины.

– Алис! Отодвинься от стекла, а то ударишься головой, милая. – Гриша следил за дорогой и Алисой через зеркало заднего вида одновременно. Я настолько расслабилась, что задремала по дороге, хотя ночью спала очень крепко и проснулась бодрой. Эта жара снаружи плавила меня как зефир на костре. – Будете мороженое?

Алиса покачала головой, всё ещё опираясь руками на стекло. Её тугие косички, заплетённые Гришей, заболтались из стороны в сторону. Гриша остановил машину у киоска, и я уже отстегнула ремень, готовясь выйти, как Гриша схватил мою сумку и сказал оставаться внутри. Я не успела ничего сказать, хотя бы поблагодарить его, как он уже покупал нам мороженое. Оно было дико вкусным, и Алиса вся вымазюкалась, поедая пломбир в шоколаде. До озера мы доехали с ребёнком, покрытым чуть ли не с ног до головы подтаявшим мороженым.

Здесь было просто волшебно. Гладкая поверхность небольшого озера отражала весеннее небо без единого облачка. Утки летали от берега к берегу, а над нами, создавая приятную тень, шелестела высокая берёза. Гриша достал огромное покрывало и подушки, усадил нас на них и чуть ли не приказным тоном сказал отдыхать изо всех сил. Соорудив мангал, он взялся за мясо, попутно нарезая овощи и наливая сок. Я не знала, что он взял с собой ещё и немного шампанского.

– А как ты сядешь за руль?

– Переночуем в машине, утром поедем домой. Я взял розжиг для костра и топор. Вот увидишь – ночь пролетит незаметно.

Мясо готово и пахнет так, что у меня слюни чуть не брызнули как у охотящейся кобры. Алиса была занята погоней за бабочками недалеко от берега. Я позвала её, но она меня, как обычно, не послушалась. Я уже два года замужем за Гришей, но Алиса меня ещё ни разу не назвала мамой. Я до сих пор надеюсь, что она лишь стесняется. Изо всех сил стараюсь понять её – не так-то просто принять в свою жизнь «новую» маму.

Я подошла и поймала верещащую девчушку в объятия. Алиса засмеялась, я пощекотала её по бокам, и та взвизгнула так, что утки с противоположного берега взмыли верх, крякая на всю округу. Я кормила Алису шашлыком с вилки, заранее разрезав большие куски на маленькие, не забыв и про овощи. Гриша как всегда будто проглатывал куски целиком, видимо, надеясь, что его желудок справится с чем угодно, хоть с гвоздями. Я дала ему таблеток, чтобы он как обычно не мучился от тяжести после таких приёмов пищи.

Алиса наелась быстро, и теперь сидела рядом с нами, а её надутый животик немного нависал над розовым платьицем, которое я ей купила несколько недель назад. Алиса любит всё розовое, и если бы она смогла загадать одно желание, то выбрала бы самой стать розовой.

Гриша встал и пошёл к машине. Вернулся он с двумя удочками. Со своей и совсем маленькой, наверное, для Алисы.

– Алис, пойдём порыбачим?

– Дай ребёнку переварить! – шутливо выступила я. – Да и сам посиди хоть немного.