На земле сингалов и тамилов
Шрифт:
Это блюдо не требовало рук мастера, зато другие сладости готовила сама тетушка Софи. Она делала все шумно, с размахом: командовала каждым в доме, сама выбирала тыквы белой окраски, делала масло из орехов, следила, как их толкут, просеивала рисовую муку.
Ничто не могло сравниться с такими ее лучшими кулинарными произведениями, как мункевума — пирог с зеленым горошком, аттираха — пончики из рисовой муки, кокосового молока и сахара или астма — плетеные изделия из рисовой муки и сахара.
Когда на пробу она выпекала первый пирог, мне обычно предоставляли честь его отведать. Никто не ждал от меня похвалы, но я всегда говорил,
Обычно пироги хранятся несколько дней. Они быстро высыхают, но, если их немного подержать на пару, приобретают новую жизнь, делаясь мягче и даже вкуснее, чем прежде.
Если тетушка Софи умела вкусно готовить традиционные сладости, то мать — рыбу. Конечно, для этого ей необходима была рыба лучших сортов. Баловала она нас и другими блюдами. Расскажу еще об одном из них. Пока плоды хлебного дерева еще не созрели и их кожура не стала грубой, мать пекла их, и мы наслаждались этим райским кушаньем — полосам. И только мать умела готовить такое восхитительное карри[13], которое я с удовольствием ел в день моего рождения.
У нас, у детей, были и праздники и будни — жизнь шла своим чередом. Сегодня, когда я вижу, как небрежно относятся к еде, вспоминаю здоровый, почти волчий аппетит, который был у нас в те дни. Кажется, мы готовы были есть без конца.
Нас учили не оставлять на тарелке пищу. Но никто не готовил экзотических трюфелей (легкие бисквиты с кремом), неизвестны были нам и те гастрономические чудеса и гарниры, которые первоклассные кулинары и матери готовят для своих семей сейчас! Каждому из нас подавали рис, насыпанный солидной кучкой в центре тарелки, нарезанные длинными дольками листья мурунги, овощное карри — обычно из чечевицы, к которой иногда добавлялась ножка вареной курицы, кремового цвета суп из кокосового ореха, поджаренная тыква. Если вы не наедались, можно было просить добавки. Когда после трапезы что-то еще оставалось на тарелке, это вызывало гнев старших. Обычно обед завершал десерт. Как правило, обеды были обильными, но скучными. Зато походы — как разрешенные, так и тайные — за плодами, растущими в саду, возле самого порога, горячили кровь. Там круглый год росли молодые кокосовые орехи, ибо кокосовая пальма никогда нас не подводила. Мы с жадностью набрасывались на плоды манго и тут же с удовольствием поглощали их. А как мы любили плоды хлебного дерева! Какое наслаждение давить бугорчатый плод и выжимать мякоть, липкую и сладкую, как мед!
Правда, если хорошенько подумать, то плоды нашего сада вроде бы ничего из себя не представляли — вода да мякоть. Тем не менее мы выросли на этом, и, понятно, нашим родителям не надо было ломать голову над тем, где достать для нас витамины, кальций или йод, которые нынешние родители с таким трудом добывают для своих ребятишек. Не страшна анемия тем, кто живет дарами природы!
В ГОСТЯХ
Визит в дом Синератне и его жены тетушки Тины — всегда памятное событие. В отличие от людей своего круга мудальяр Синератне — человек небогатый, живущий в уединении. Он был безупречно честным в выполнении своих официальных обязанностей и в отношениях с людьми. Даже сомнений не возникало, чтобы он мог брать взятки при назначении младших сельских чиновников. Не пытался Спнератне и поживиться за счет земли крестьян. Не было у него также страсти к почестям, не выходил он за рамки чисто служебного долга, когда кто-то из вышестоящего начальства периодически наносил визит в его район.
Все, что он допускал по отношению к себе, — и то по настоянию жены — это традиционная дань уважения к нему как представителю окружной администрации, выражавшаяся в пачке бетеля[14], связке бананов, горшочке с простоквашей или патокой и в являющейся знамением прогресса коробке сигар, которым он отдавал предпочтение перед сигаретами.
Строго говоря, Синератне к коренным жителям Синадхаи не принадлежал, да и служил в другой части округа. Тот участок земли, на котором в то время жила его семья, — приданое тетушки Тины. После того как он ушел на пенсию, они поселились здесь и занимались землей с большой любовью и прилежанием. У них был единственный сын, адвокат, который практиковал в Амбаватхе. Мудальяр израсходовал почти все свои сбережения на то, чтобы сын получил образование в Англии. Ходили слухи, что жена нотариуса — общественная деятельница (нам она совсем не нравилась) — просто мечтает заполучить сына мудальяра Эрика в зятья.
Хотя наш дом был просторным, а сад по деревенским масштабам значительных размеров, дом мудальяра со всеми прилегающими пристройками и участком земли нам казался целым поместьем.
Как только наша скромная коляска подкатила к этому помпезному зданию за высокой белокаменной стеной, а затем въехала в импозантные металлические ворота, наш бык остановился на посыпанной гравием дорожке у широкого подъезда. Навстречу вышла улыбающаяся большегрудая тетушка Тина. Возле дома на расстоянии двух-трех шагов друг от друга стояли горшки с антуриумом, бегонией и нежным папоротником — предмет особой гордости тетушки Тины.
Она нам очень обрадовалась. Расцеловав мать в обе щеки, она тепло и нежно обняла меня. Теперь я свободен: хочу — побегу в сад, а нет, так останусь с женщинами и буду слушать их болтовню. Конечно, в саду мне разрешали есть любые плоды, которые приглянутся.
За садом мудальяра заботливо ухаживали в течение не одного поколения. От проезжей дороги его отделяла живая изгородь. Вдоль веранды к искусным посадкам канн и бархатцев тянулись ряды каладиума, окаймленные бордюром из раковин. Между жасмином и каприфолью — многоцветье тропической флоры. Ярким пламенем горят цветы бугенвиллей и храмового дерева. В саду кроме кокосовых палым, росли лимонные деревья, а также папайя, бананы, манго и хлебное дерево. В глубине, скрываясь от опустошительных набегов школьников, стояли грейпфруты и мангостаны, отданные на съедение белкам и птицам. На специальных опорах висели тыквенные плети, а между курятником и другими хозяйственными постройками раскинулись смешанные посадки ананаса и гигантской королевской кокосовой пальмы, листья которой словно мечи торчали в разные стороны.
Поданные к столу плоды из сада мудальяра представляли собой красочный натюрморт. Однако особый восторг вызывала роща, в которую незаметно переходил сад. Там деревья росли сами по себе — хозяйкой была природа. В роще можно увидеть и гуаву[15], тамаринд[16], и разные дикие плодовые деревья — и все это в изобилии. Кусты гуавы плодоносят с такой щедростью, что даже все насекомые мира не в состоянии уничтожить урожай. В то же время плодов у тамаринда, несмотря на колоссальные размеры этого дерева и его обильную листву, не так много, и к тому же они крошечные. Нужно обладать большой ловкостью, чтобы сбить палкой эти похожие на стручки плоды. Но не всякий плод можно есть, если он не созрел, то во рту останется оскомина.
В Синадхае фруктовых садов нет. На своих участках мы вперемежку возделывали огородные и садовые культуры. На ухоженных с любовью клочках земли нами выращивались самые различные плоды и овощи, ради которых мы ревностно уничтожали всякую дикорастущую поросль.
Но наши участки не шли ни в какое сравнение с усадьбой Синератне. И каждый раз, возвращаясь от них, мы испытывали глубокую благодарность мудальяру и его жене за их радушие и гостеприимство.
РУКОДЕЛЬНИЦЫ