На Золотой Колыме. Воспоминания геолога

Вронский Борис Иванович

Прочно посадило его, беднягу, на острый каменистый зуб, накренило под углом тридцать градусов, прижало к какому-то серому выступу, и остался он здесь зловещим памятником неудачной попытки проскочить через первый Тенкинский порог. Поисковики же, бросив застрявший плот, видимо, отправились берегом.

Мы быстро промчались мимо плота. Сотни ведер воды бурным потоком хлынули в батик, борта его исчезли под волнами, и он превратился в подводную лодку, а мы — в торчащие из-под воды перископы. Наша «подводная лодка» вихрем пронеслась между острыми зубьями камней и очутилась в тихом глубоком улове, погружаясь все глубже и глубже. Бешено работая веслами, почти по пояс в воде, подплыли мы к спасительному берегу и благополучно выбрались на сушу. Вылили из батика воду, выжали одежду и вновь понеслись вниз по реке навстречу новым приключениям.

Пороги сменялись порогами,

и каждый раз наш батик на три четверти наполнялся водой, но все же честно проскакивал через каменные барьеры, преграждавшие ему дорогу. Рев, царивший в воздухе, стал уже привычным для уха, но вот оно уловило новый ритм, новую мелодию еще более мощного грохота.

Мы пристали к берегу и, осмотрев порог, пришли к заключению, что перебираться через него надо одному из нас и без вещей. Было решено, что Ковяткин заберет все наше имущество и пойдет берегом, а я поплыву через порог. Налегке, босиком, в одной только рубашке и кальсонах, я сел в батик и оттолкнулся от берега. Вокруг что-то ревело, гудело, вихрилось. Мимо мелькали в водовороте белой пены смоляно-черные остовы гигантских камней, и наконец меня вместе с батиком с полутораметровой высоты сбросило в бушующий вихрь зеленой воды и белой пены. События развертывались с непостижимой быстротой. Не помню, как это произошло, но я уже сидел верхом на перевернутом батике в тихом плесе и подгребал к берету.

Мы вылили из батика воду и в предвечерних серых сумерках, еще достаточно светлых, поплыли дальше, к последнему, самому мощному порогу. Опять Ковяткин, нагрузившись нашими мокрыми пожитками, пошел по берегу, и опять батик нырнул в ревущую пасть порога.

На этот раз дело оказалось серьезнее. Порог тянулся на добрых полкилометра, а батик перевернулся уже через каких-нибудь полтораста метров, попав в воронку каскадом хлещущей через каменистый гребень воды. Помню только, как, стоя по колени в воде на каком-то осклизлом камне, я тщетно тянул к себе батик, который течением рвало у меня из рук, как до боли напрягались мускулы спины и рук, как наконец я втащил на камень батик, перевернул его и вылил воду, а через мгновение вновь сидел на дне перевернутого батика, опять тащил его на какой-то камень, изнемогал, задыхался, но все-таки опять перевернул его, освободил от воды и опять в третий, последний раз подплывал к берегу на перевернутом суденышке в тихом глубоком плесе, оставив позади себя ревущий порог. Зубы мои отплясывали трепака, когда я натянул на себя верхнюю рубашку и надел куртку. Тщетно пытался я согреться усиленной греблей. Пришлось остановиться, развести большой костер, как следует отогреться и высушить одежду. Болели и сводились судорогой мускулы рук, ныла спина, и в теле чувствовалась неимоверная усталость.

Уже основательно стемнело, когда мы поплыли дальше по спокойной поверхности реки, в полной уверенности, что впереди не будет более препятствий.

Было уже совсем темно, когда мы опять услышали ревущее гудение. Ехать в темноте даже через небольшой порог — слишком рискованная затея, поэтому волей-неволей нам пришлось вылезти из батика и отправиться далее пешком. Однако, пройдя немного, я почувствовал, что продрог донельзя. Мы остановились, развели огромный костер, согрели чай, поужинали и ухитрились даже уснуть на ворохе веток около ярко пылавшего костра. Рано утром, как только немного рассвело, снова сели в батик и благополучно проскочили через маленький порожистый перекат, только самую малость черпнув бортом воды. Дальше уже шли тихие беззлобные плесы, и через каких-нибудь полтора часа мы подплывали к устью Тенке, лихо причалив к берегу у самого барака.

Возвращение

Быстро промелькнула половина сентября. Мы провели дополнительные геологические и поисковые работы в бассейне прилегающих речек, целиком выполнив взятые обязательства. Пора было возвращаться.

Мы могли быть довольны результатами работ. Правда, хорошее золото было обнаружено только в ключе Родионовском, но зато мы установили повышенную оловоносность почти на всей обследованной территории. Геологическое исследование района показало, что здесь широко развиты гранитные интрузии и многочисленные жилы (дайки) изверженных пород. Изучение их привело к интересным выводам: с одними типами гранитов связана золотоносность, с другими, более молодыми по возрасту — оловоносность. В нашем районе были преимущественно развиты более молодые гранитные интрузии.

18 сентября на устье Тенке прибыла партия Котова, и мы стали собираться в обратный путь. Быстро были изготовлены четыре больших плота,

по два на каждую партию, и вот рано утром 21 сентября в бурную штормовую погоду мы покинули устье Тенке. Лошадей отправили обратно на Таскан, откуда они были нам присланы. День 20 сентября был занят подготовкой к отъезду — упаковкой вещей, составлением актов, расчетами и прочей писаниной.

Плыть было неприятно. Дул пронизывающий встречный ветер, и в затишных местах наши плоты неподвижно стояли на месте, а иногда их даже сносило назад. Постепенно погода улучшилась, ветер стих, и мы довольно быстро продвигались вперед, делая за день 40–45 километров. Утрами стояли уже основательные морозы, и хотя шуги еще не было, в затишных местах у берегов намерзала плотная корка льда. К утру плоты наши тоже украшались льдистыми наслоениями, которые днем постепенно таяли.

Всех нас беспокоила мысль о предстоящей встрече со знаменитыми Колымскими порогами, о которых мы столько слышали. Еще на Среднекане несколько наших товарищей, которые в 1931 году совершили маршрут по Детрину и сплыли через эти пороги, захлебываясь от удовольствия, рассказывали нам о могучих двухметровых валах, о нагромождениях камней, угрожающих гибелью, о крутых заворотах и капканах-омутах, попав в которые плот не в состоянии выбраться и его будет кружить «до скончания века».

Самым страшным считается пятый порог — своего рода колымские Сцилла и Харибда. Надо обладать почти сверхчеловеческими способностями, чтобы благополучно проплыть через него. Порог образует, по словам очевидцев, узкую струю воды, по одну сторону которой расположено огромное улово — омут, где происходит круговорот воды, а по другую — трехметровый косой слив в какую-то бездну. Плот надо суметь направить по этой узкой струе, чтобы не соскользнуть в омут, где его часами будет носить по замкнутому кругу, или, упаси боже, не попасть в косой слив, где путника ожидает верная гибель.

Естественно, что мы с некоторым трепетом ожидали страшных порогов. Еще задолго до них русло реки значительно сузилось. Тихая и полноводная Колыма медленно протекала среди обрывистых гранитных берегов. Пульман внимательно Присматривался к окружающей обстановке, ища соответствующих примет. Внезапно над нами со звонким криком пролетел большой черный ворон. Лицо Пульмана просияло:

— Все в порядке, ребята, — довольно улыбаясь, сказал он, — хозяин дал разрешение на переход через пороги, так что нечего бояться.

Фирсов мрачно посмотрел на него:

— Брось трепаться, старик, вот когда проплывем пороги, тогда и будем говорить, что все благополучно.

Плоты двигались цепочкой, держась на расстоянии двухсот метров один от другого. Пульман, Фирсов, я и Кут плыли на первом плоту, за нами следовали плот с Перебитюком, Ковяткиным и Мишей и два плота Котова.

Вещи наши были со всех сторон укутаны в брезент и плотно привязаны к бревнам и стойкам плота.

Русло реки становилось все уже и уже. Гранитные утесы со всех сторон сдавили его. Виды один красивее и величественнее другого медленно проплывали перед нами. Но вот впереди послышался глухой басовитый рев и показалась белопенная полоса бурунов. Русло Колымы сузилось до каких-нибудь пятидесяти метров, быстрое течение подхватило плот и со скоростью курьерского поезда понесло его вперед. Руки крепко стиснули гребь, замелькали зеленовато-белые свистоплясы вздыбленных валов, плот запрыгал, закачался, затанцевал, и холодные белопенные волны окатили нас до пояса. Быстро работая гребями, мы вихрем пронеслись мимо каменистых берегов по кипящей поверхности реки и, постепенно замедляя движение, вновь заскользили по тихой спокойной воде запорожного плеса.

Но вот четыре порога остались позади… Мы с трепетом ожидали появления зловещего пятого. Наконец впереди опять замелькали косматые белые валы. Всплески их настолько внушительны, что мокрый Кут, лежащий на самом верху кучи вещей, стал тихонько, с тоской скулить. У нас тоже немного защемило сердце, когда мы увидели совсем вблизи грозные косматые протуберанцы ревущих волн. То поднимаясь на их вершины, то глубоко зарываясь носом в зеленые провалы, наш плот стремительно пронесся по взбудораженной волнистой поверхности и со всего размаху низринулся в тот самый слив, где «путников ожидала неминуемая гибель». Нас бросило вниз с полутораметровой высоты в клокочущую водяную яму. Видно было, как глубоко под нами промелькнули сглаженные очертания крупной гранитной глыбы. Огромные волны обрушились на плот и едва не сбив нас с ног, окатили до самой шеи каскадами холодной воды. Кута сбросило вниз, и быть бы ему за бортом, если бы не Пульман, который успел ухватить его за загривок.