На золотых приисках
Шрифт:
человек, отрекомендовался хозяином прииска Степным и
приветливо ввел меня в помещение.
— А вот моя правая рука, Трофим Гаврилович Адриа-
нов,— указал Степной на вошедшего молодого служащего.
Последний застучал кулаком в досчатую перегородку.
— Фаина Прохоровна, готовь скорей самовар, да поесть
чего-нибудь получше!
— Ладно, поспеете, — послышался из-за перегородки
недовольный женский голос.
Когда-то
дочно суетились люди, промывая драгоценные пески и со-
бирая блестящие, крупные зерна золота. Об этой былой
работе говорят огромные свалы промытой гальки, полусгни-
вшие и развалившиеся остатки плотины и лотков для воды,
искусственное русло шумливой речки Полуденного Кундата
теперь обратившееся в болото, да три плохонькие строения,—
в одном из них жил, вероятно, управляющий прииском, во
втором помещались рабочие, а третье служило амбаром.
На последнем уже не было крыши: ее растаскали на
дрова летучки, т.-е. артели вольных золотоискателей. По-
стройки эти были совсем плохи и видом своим напоминали
трех дряхлых старух, опустившихся бессильно у дороги
отдохнуть; срубы сселись, обе крыши посредине вогнулись,
сквозь множество щелей проникала дождевая вода и вры-
валось холодное дыхание ветра. Строения стояли в котло-
вине на правом берегу речки. Чтобы выйти к ней, нужно
было сначала перейти по бревнам пруд — остаток старого
русла—весь наполненный черными головастиками, и пере-
сечь заросли тальника, который местами зелеными густыми
букетами наклонялся над самою водою, местами отступал
от нее, очищая засыпанные желто-серою галькою косы.
Кругом жилья пышно разросся малинник, а за ним, от
обоих берегов Кундата, поднялись к верху широкие разма-
шистые горы. Темнозеленая густая щетина тайги покрыла
их сверху до низу, легко устремляясь к небу бесчислен-
ными тонкими, как иглы, верхушками пихт и елей. На
волнистых вершинах они вырисовываются, как воздушные
зубцы величественной зеленой стены. Гигантские синие
и красные колокольчики, вспыхивающие голубым и красным
пламенем под потоками лучей горячего солнца, ослепительно-
желтый курослеп, ромашка, ярко-оранжевые звездочки-
огоньки, стыдливо прячущиеся незабудки, трепещущие от
свежести и аромата ландыши, высокая и густая трава — все
эти цветы и травы роскошным цветным ковром устлали
тайгу и радостной, блестящею толпой подступили к самому
нашему жилью, задорно выглядывая из гущи малинника.
Пересекая чащу тайги, к нам вело несколько узеньких
тропок, годных лишь для путешествия пешком или, в луч-
шем случае, верхом на лошади. Две из них соединяли нас
с такими же одинокими и брошенными приисками, как
и наш, третья — с большим работающим рудником. Кроме
того, на ближайшей к нам горе поселился медведь, устроивший
себе отличную постель под старым и густым кедром в какой-
нибудь версте от строений. Он промял к речке особую
тропу и каждую ночь ходил по ней пить воду, подымая
всегда большую тревогу среди наших животных: собаки
начинали заливаться отчаянным лаем, а пасущиеся около
лошади галопом неслись к строениям, гремя колокольцами
и гулко стуча копытами по земле. Наконец, пятая тропа,
проложенная дикими козами, вилась по самому берегу Кун-
дата и пропадала у болотца на той стороне, где эти жи-
вотные паслись каждую ночь. Под утро козлы начинали
громко кричать, подманивая самок, и в ответ им тотчас
поднимался лай собак, но уже гораздо более спокойный,
без примеси той тревога и того страха, который ясно слы-
шался в их лае на медведя.
Несмотря на всю ветхость построек, жить в них было
все же лучше, чем под открытым небом. Одно строение,
с русскою печью и более обширное, заняли рабочие — их
было немного, человек пять холостых да трое с «бабами»,
а во втором, разделенном досчатою перегородкой на две
половины, поместились: в одной половине я с хозяином,
а в другой служащий Трофим Гаврилович с женой и тремя
малыми детьми. У служащего так даже оконных рам не
было, и жена его ограничивалась легкими занавесками,
опускавшимися на ночь.
В нашей половине было одно большое окно, выходившее
на речку, перед ним длинный стол, а по обе стороны от
окна, вдоль стены, были приделаны две досчатые скамьи,
служившие кроватями. У третьей стены, против окна,
стояли два сундука, наполненные разным хламом, больше
разными книгами специального содержания, относящимися
к горному и золотому делу. Три висячие полки были зава-
лены тоже книгами и инструментами, а рядом с ними, на
длинных гвоздиках, лежали свернутые трубками планы и чер-
тежи. Наконец, на стене висела страшно фальшивившая
гитара, звук которой был очень похож на звук от удара
ладонью по подушке, скрипка с отбитым боком у деки
и дребезжащая мандолина. Тоненькая перегородка отделяла
нашу комнату от сеней с железной печкой и темного чулана
с припасами. Окно нашей комнаты было обращено на север,