На золотых приисках
Шрифт:
а Николай скрылся вправо в тесную семейку елей. Мы
замерли.
Было поразительно тихо, и самый ничтожный звук ула-
вливался совершенно отчетливо. Вдруг занывшие комары
немилосердно кусали голову, но я безропотно переносил эту
пытку, напряженно вглядываясь в темную гору.
Скоро перестал чувствовать левую ногу, но все-таки не
шевелился. У самых колен по дуплу засновала крохотная
мышка. Белка, нивесть откуда появившаяся на корнях
кедра,
кав и зацарапав лапками, скользнула вверх по стволу, отры-
вая кусочки сухой коры.
Через несколько времени у меня заныла правая нога,
и сильно заболела спина.
Вдруг, среди глубокой тишины, до меня стали долетать
какие-то звуки. Вслушавшись в них, я с удивлением дога-
дываюсь, что это дышит кузнец — ни дать, ни взять вздохи
кузнечного меха во время работы: хочет чихнуть и не ре-
шается. Через минуту доносится какой-то хряст — смотрю —
кузнец опустился на землю. Если другие садятся, то почему
бы я не мог встать и оживить свои ноги, подумал я, но,
не слыша ничего со стороны Никиты, не решился это сде-
лать. Сижу и терплю.
Минут пятнадцать длится напряженная тишина, и вдруг...
да, конечно, это Никита зажигает спичку — совершенно опре-
деленный чиркающий звук, значит, он закуривает свою
трубку — вот тебе и строгое — шабаш с курением.
А через каких-нибудь десять минут в глазах моих что-то
блеснуло: поворачиваю голову влево и вижу... настоящее
пламя. Признаться, у меня ноги тоже здорово промерзли,
и я был бы не прочь их погреть, но только все это уже
слишком. Пламя погасло, но вдруг раскатисто закашлял
и зачихал кузнец. Отхаркался и сплюнул Никита. Тогда
я поднялся и удобно поместился на корнях кедра. Не прошло
и десяти минут в тишине, как захлюпали чьи-то шаги,
и Никита перешел на сухое место, ближе ко мне. В общем,
теперь мы могли быть уверены, что козел подойдет к нам
очень близко.
Не смотря на дрожь и окоченелость ног, залюбовался
ночью. Все небо усеялось звездами, мерцавшими из синей
глубины и из-за неподвижных пихт.
Приподнялась над горою полная луна и брызнула на нас
сквозь чащу деревьев серебристым светом, отбросив на бо-
лотце длинные тени и все его осеребрив. Одни деревья
стояли черные, другие серебряные.
На ближнем дереве переливчато звонко и тоненько за-
пела птичка. Ей так же ответила другая, и они долго пе-
рекликались. Перелетая с дерева на дерево птички встре-
тились, наконец, на одной березке, что-то нежно и тихо про-
щебетали и улетели.
Ко мне подходит Никита с побуревшим от холода
лицом.
— Вот об этой поре и кричат козлы,— нетвердым голо-
сом произносит Никита.
— Да-а? — удивился я.
— Уже светает, — вскользь добавляет он, кивнув головою
в сторону.
Очевидно, его опытный охотничий глаз различал свет
далекой зари там, где я видел лишь темное небо да лунное
сияние.
— Я так полагаю, что теперь-то уж можно домой итти—
раз не пришли до этой поры, то и не будут, — заявляет
Никита.
Но подошедший кузнец (вероятно, как и я, неопытный
охотник) запротестовал:
— Еще совсем не светает. Где же свет, я ничего не
вижу. А козлы кричат гораздо позднее, часа через три, и
нужно еще обождать.
В ответ Никита что-то недовольно проворчал и, помол-
чав минуту, решительно заявил:
— А я все-таки пойду домой, — и с этими словами напра-
вился к речке.
Сначала было слышно чавканье его сапог в насыщенном
водою мху и треск валежника, потом гулкий стук сдви-
гаемых камней в речке. Яростный лай собак и скрип двери
возвестили нам о его приближении и приходе на стан.
Я и кузнец уселись вместе на корнях кедра. Потянуло
ко сну, и я частенько начал клевать носом свои колени,
а чрезвычайно охладившийся воздух поминутно бросал в дрожь.
Не знаю, сколько времени мы так сидели, вероятно, довольно
долго, потому что, когда мы начали разговаривать, то уже
порывами налетал ветерок, восток заметно посветлел, звезды
почти все потухли, а луна, как бы истомленная, блед-
ная и немощная, жалким жестяным кружком висела на бе-
лесоватом небе. Голоса птичек становились все разнообраз-
нее, громче, многочисленнее, со стана донесся крик петуха,
и тогда мы поднялись и по тому же болотцу направились
домой. На песке у речки нам попался свежий след козы.
Повидимому, она подходила к краю болотца, но, почувство-
вав и заслышав те запахи и звуки, которыми столь богато
было болотце этою ночью, поспешила вернуться обратно.
Когда мы пришли на стан, то было уже полное утро.
Восток горел, волны горной тайги зеленели хвоей, сверкали
красными, желтыми и синими цветами, блестели росой, гре-
мели голосами птиц, а по долине Кундата и по болотцам
косматыми белыми чудовищами расползался туман.
Встреченные дружным лаем собак поспешили мы в хи-