Набат
Шрифт:
— Я и сейчас вам не доверяю, — решил быть откровенным Судских, раз Гуртовой настаивал. — Воливач учил меня: чем чище анкета, тем гадливей подноготная.
— Спасибо за откровенность. Я не обиделся. А почему не доверяете? Результат ваших аналитических исследований?
— Прежде всего ваше положение до путча. Президент вас откровенно недолюбливал, а держал первым советником. У партаппаратчиков это не принято, и здесь ни Воливач, ни патриарх вам не заступники. Выходит, ваш заступник значительно сильней и недосягаем. Я думаю, это группа могущественных финансистов плюс ваша родословная.
— Да, вы бы раскопали все. А цели, вам понятны цели? Меня очень интересовали ваши с Трифом исследования: переживал я очень, боялся, что вы узнаете искомое место катастрофы.
— Мы установили его: США. Момот, правда, указывал несколько предполагаемых точек. А чего вы боялись?
—Воливач и Гречаный — ярко выраженные антисемиты, вы же делите всех на умных и тупых. Рас и национальностей для вас нет. Если бы Воливач и Гречаный знали искомую точку катастрофы, они могли не препятствовать предсказанию.
— Вы говорите загадками, Леонид Олегович.
Гуртовой приподнял руку над одеялом:
— Одна из целей — уничтожение Израиля. «Буря в пустыне» проходила при моем непосредственном участии. Хусейну не дали произвести ядерный удар по Израилю. Советские военные отлично подготовили Ирак, однако израильская разведка получала секретные сведения из первых рук. Вас это не смущает?
— Не все расследования поручались УСИ. Делом Горбачевых занимался первый отдел Воливача.
— Сошло с рук. Не понятно почему? А вас не интересовали истоки чеченской войны, а еще раньше афганской?
— В общих чертах. Не было смысла копать то, что стало историей. УСИ не поручались глобальные исследования.
— А сами как считаете?
— Интриги и амбиции первых лиц высшего эшелона власти.
— Вы мыслите грамотно, и мне лучше прояснить для вашего полного понимания картину. Афганскую интригу сплел не Брежнев, не Андропов, а Устинов от безвыходного положения. Личные дела. Но за афганской войной упрятали усиление антисемитизма в стране. Война в Чечне также отвлекала народ от главных причин ухудшения жизни. Ее развязали партократы, чтобы устроить передел власти.
Судских хотел возразить, но пожалел ослабленного Гуртового.
— А власть, — продолжал он, — прежние ошибки сваливает на ушедших и умело подсовывает массам идеологические корешки. Сейчас, похоже, кампания выживания евреев из России набирает ход. Воливач потворствует, а Гречаный везде насаждает казачество. Казаки практически оттеснили милицию, диктуют свои обычаи…
— Послушайте, Леонид Олегович, болезнь обострила ваши эмоции. Я думаю, погромы и черные сотни возродить невозможно. И ответьте мне на главный вопрос. Вы что, еврей?
— Нет. Хотя малая толика еврейской крови во мне есть. В ком ее нет? — печально отвечал Гуртовой.
— Тогда из каких соображений вы ратуете за них? — Тут уж Судских зацепился за внешне гладкий рассказ Гуртового. «Рыба, не скажу, какая». И как-то он ушел от чеченского вопроса…
— Как и вы, я делю всех на умных и
— Леонид Олегович, я не собирался вас исповедовать, вы настояли, так будьте искренним до конца!
— Игорь Петрович, я предельно откровенен, я не хочу тратить время нашего разговора на побочные темы.
— Чечня, по-вашему, побочная тема? Ее как раз я исследовал по заданию Воливача. Установили круг лиц, причастных к ее истокам. Ваше имя среди них. Пусть косвенная причастность, но очевидная. И не говорите о родстве с евреями, это установлено. Корни ваши из потомственных дворян.
— Зачем я стану наговаривать на себя? Я на смертном одре, Игорь Петрович, мое желание — помочь несчастным. Катастрофа в критической зоне «А» изменит многое, очень многое, евреям некуда будет податься. Преданным служением России я всеми силами старался остановить грядущую этническую катастрофу. Не истратив ни единой копейки, я возродил сельское хозяйство, люди охотно едут в деревню. Ради этого я перепланировал все поступления в бюджет, изыскал разумные средства, чтобы не ослаблять укрепление экономики, но прежде всего я утверждал миролюбие, чтобы национальный вопрос не заслонял усиление стабильности государства. Я враг русского народа?
— О какой этнической катастрофе вы говорите? — дождался Судских окончания эмоционального монолога. Он решил выслушивать все ради поиска истины, а Гуртовой, кажется, не спешил каяться. И в чем? Судских недоумевал. — Поясните, Леонид Олегович.
— Это целая программа, Игорь Петрович, о ней знают немногие. Всем евреям в Израиле тесно, действия террористов в последнее время заставляют коренное население покидать Израиль, а в Америке не сегодня завтра случится страшное. О грядущей катастрофе мы знаем давно и загодя готовили переселение в Европу, в частности в Россию. Свободных территорий хватает веем, а большинство эмигрантов — выходцы из России.
— Кто это мы? — подвигал Судских Гуртового.
— Обездоленный народ, Игорь Петрович.
— Может, международное масонство?
— Ну о чем вы говорите! — жалобно воскликнул Гуртовой.
— Ладно, — оставил тему Судских. — Простите, Леонид Олегович, при всей моей терпимости к вероисповеданиям и национальности я не уверен, что главы нынешней России и население с восторгом примут ваш план. Такое переселение вызовет открытую враждебность. Я не думаю, что эмигранты повезут в Россию средства со своих зарубежных счетов — это первое, а второе — в Сибирь на неосвоенный массив они нс поедут. Расселение будет идти но прежней схеме: один зацепился в столице, поможет остальным.
— Я это знаю, — слабо промолвил Гуртовой. — И готовил щадящий вариант.
— Не поможет, — твердо заверил Судских. — Выезжали евреи незаметно, прибывать будут массой. Представляете, что это будет? Красная тряпка для толпы. И ни одна страна в мире не примет массового потока переселенцев. А Церковь? Ей подобная конкуренция ни к чему. А сами коренные американцы, наконец? Евреи уезжают, а остальные хоть пропади? Вы же умный человек!
— И вы умный человек. И должны понять меня.
— Все могу опустить в данном случае, но что от меня зависит? Меня нет. Понимаете? Я на том свете!