Набат
Шрифт:
Присел на ящик. Лучи солнца пробивались сквозь редкие облака-вату, нагревали землю. Кардаш закрыл глаза. Очнулся от голосов. Вокруг него сидела вся бригада.
— Вода холодная есть?
— Полное ведро, только из колодца, — подал ему воду парень с огненными волосами.
Кардаш взял ведро двумя руками, поднес его ко рту и стал жадно пить, чувствуя, как с каждым глотком тело оживает, наполняется прежней энергией.
— Хорошая вода. Фу, — отдышался начальник управления. — Поставь в тень, потом еще попить захочется, — сказал Казакевичу. —
— Если нетрудно, полей немного, — попросил мастера и разделся до пояса. Жирок уже кое-где угадывался, но все же мускулы на зависть молодым.
— Не жалей воды, моряк, — кричал Кардаш и, прыская водой по сторонам, старательно мыл лицо, шею, будто нарочно приехал сюда, за сотни километров, ради этого. Затем попил еще воды, разулся и сел на землю.
— Чем будете сегодня заниматься?
— Есть чем, — ответил бригадир и засунул за голенище сапога пассатижи, нож, отвертку.
— Заниматься нечем, — встал Иван Александрович. — Все электроматериалы использованы. Столбы, кстати, бригада вручную ставила, хотя в управлении есть нужные машины.
— По проекту надо сделать демонтаж освещения и всего энергообеспечения местного колхоза.
— По возможности сделаем. Нас задерживают материалы. Когда вы брали группу на практику, то обещали обеспечить всем необходимым.
— Не я, а управление! — поднял указательный палец начальник.
— Это не имеет принципиального значения. Вы говорили, что наша линия нужна как воздух, что она очень важная. А что получается? Заведующий базой неизвестно почему не дает нам ничего. Почти неделю стоим без работы.
— Какой сукин сын! — стукнул себя по колену рукой Кардаш. — Выгоню или переведу в грузчики. Вот паразит! Говорите дальше, Иван Александрович.
Но, остановленный этой репликой, мастер растерялся и потерял мысль.
— Чего же вы, Иван Александрович? Слушаю внимательно. — Кардаш достал из кармана записную книжку, ручку и что-то записал.
— Да что там, — мастер попросил закурить, сделал несколько глубоких затяжек. — Не знаю почему, но Богдан сказал неправду. Делать нам нечего.
— Интересно, кто это еще к нам направляется? — сказал начальник управления, вглядываясь в приближающуюся машину.
Верткий «уазик» с выцветшим брезентовым верхом затормозил около склада. Водителем оказался начальник участка. Лихов обошел всех, подавая каждому руку. Вытер платком пот с лица.
— Предупредили бы, что едете к нам.
— Не министр и не начальник треста, чтобы предупреждать, — оборвал его Кардаш. — Прошу, товарищ Лихов, на свободное место около Ивана Александровича. Руководство должно быть в центре, чтобы монтажники видели. Кстати, вы знаете, что у бригады нет стройматериалов?
— Знаю.
— Они обращались к вам, товарищ Лихов? — Кардаш нажал на слово «товарищ».
— Конечно, — заспешил Лихов, — но где мне их взять? Бригады кадровых монтажников простояли на той неделе по сорок восемь часов. А это же пэтэушники. Им что, практика… Линия, если…
— Не если! — загремел начальник управления, и глаза его почти закрылись. — Практика, говоришь!.. — И хотел, видимо, добавить что-то сильное, но сдержался. — Эта линия главная на твоем участке, Лихов, и сюда надо перебросить немного материалов, пока с базы не завезут все остальное. Понял?
— Ясно.
— И хорошо. Один вопрос, можно сказать, решили. Так, Иван Александрович?
— Не знаю. Привезут материалы — значит, так.
— Ах, хитрый моряк! Молодец, дружище! Таких бы мне начальников участков. Смотришь, и в Москве заметили б… Как думаешь, Лихов?
— Наверное, — согласился Лихов.
Кардаш глянул на часы.
— Совещание затянулось. Но ничего, один раз можно, особенно когда такое настроение, а, Федор?.. Федор… Забыл фамилию.
— Розум, — подсказал Третьяк.
— Розум. Ум. Значит, умная голова, — пошутил начальник. — Скажи ты мне, Розум — умная голова, почему как на прокаженного смотрите на своего бригадира, моего старого товарища-монтажника? Когда-то мы с ним десятки километров линий провели, строили станции и подстанции. Почему у тебя, Василий, такой унылый вид? Когда в прошлый раз я приезжал, ты был пьян.
— Кто видел? — тихо сказал Богдан.
— Молчи! Помнишь наш последний разговор после смерти того парня? Ты мне сказал, что начинаешь новую жизнь. Тебе доверили таких ребят! Каким же ты стал, Богдан? Пьяницей и бездельником. Молчи! Хорошо, что у ребят такой мастер, а то научил бы ты их «профессии».
— Ничего у него не вышло бы, — сказал Федор. — Он вчера заставлял нас копать ямы, а потом их засыпать. Мол, деньги государственные, не вам говорить об этом.
— А вы?
— Мы отказались.
— Правильно сделали. Вижу, Богдан, какой у тебя здесь авторитет. Как думаешь, бригадир, если к руководителю нет уважения, может он оставаться на своей должности?
Богдан молчал, опустив голову. Волосы упали ему на лоб, и стала видна седина на макушке. И жалость, и отвращение почувствовал Иван Александрович к этому человеку, который загубил свою жизнь бесконечным пьянством, а теперь зол на весь белый свет.
— И я не знаю, — вздохнул начальник управления. — Насчет этого большие знатоки ребята. Как решат, так и будет.
Яков Казакевич спрятался за спину Макарчука. У него на Богдана обида давно прошла. Тайком от остальных он даже после хорошего стола ночевал у бригадира. Яков привык, что ему не надо работать на линии, где Федор, будто кот, лазил по столбам и требовал этого же от всех.
— Кто первый? — спросил начальник.
Яков опустил голову ниже, чтобы не встретиться с ним взглядом. Может, и лучше будет, если Богдана снимут, но что потом? Каждому не объяснишь…