Начало одной жизни
Шрифт:
– Караул!
– кричу я.
Но на помощь мне никто не бежит.
Выскочил я из конюшни и помчался к воротам, а тут возьми да наступи на хвост какой-то плюгавенькой собачке. Она завизжала и бросилась на меня, а собачий норов такой: стоит только одной тявкнуть, остальные уж обязательно забрешут. Так оно и вышло. Набросились на меня целой ватагой. В какие только переплеты раньше ни попадал я, никогда не вспоминал свою мать, а тут во всю мочь закричал:
– Ма-ма-а!
Не знаю, что произошло с собаками, они на какое-то мгновение застыли. Я воспользовался этим и снова вбежал в
"Что же теперь мне делать?
– думал я.
– Надо бежать из этого страшного дома - куда угодно, но только подальше от этих зверей".
Я кинулся к каким-то дверям, но они были закрыты.
Блуждал по незнакомым комнатам, спускался и поднимался по лестницам и наконец вышел в темный коридор. Но этот коридор меня снова вывел к зверям.
"Чтобы выйти на улицу, наверное, нужно пройти через эти широкие занавешенные двери", - думал я. Через них то и дело с криком "Але!" пробегали люди.
Но эти двери вывели меня к кругу, похожему на сковородку, на котором, к моему удивлению, усатые мужики в коротеньких штанишках, какие носят городские мальчишки, играли в чехарду.
Я хотел пройти через круг к противоположным дверям, но не успел по нему сделать и пяти шагов, как на меня зашикали, я направился обратно, но сзади крикнули: "Але!"
Я подумал, что крикнули мне, и повернулся. В это время меня ударили так сильно, что я не удержался на ногах. Ударивший меня страшным голосом закричал:
– Сбили! Сбили ногу.
И тут вся короткоштанная команда кинулась ко мне,
В то время, когда я попал в цирк, артисты были очень мнительны. Если, например, кто-то перейдет дорогу бегущему во время репетиции на арену акробату, то считалось, что у акробата уже сбита нога, и он ни за что в этот вечер не будет работать, побоится даже репетировать. В цирке все боялись "дурного глаза". Обозревать зверей публике разрешалось сколько угодно, но артистам приглядываться к зверям нельзя: дрессировщик думал, что его зверей "сглазят". Нельзя сидеть на барьере спиной к арене - это предвещает плохой сбор. Некоторые артисты очень волновались, когда узнавали, что первый билет был продан женщине, - мог произойти несчастный случай. А раньше, говорят, как правило, ни один цирк не продавал первый билет женщине или девочке.
Но откуда я мог знать о таких приметах? Как только я поднялся на ноги, сейчас же бросился бежать от своих преследователей. Но куда мне было бежать, когда у дверей, похожих на ворота, стояли такие же короткоштанные люди! Я бросился в сторону, притаился около боль шого ящика и увидел, что сел рядом с медведем.
"Вот тебе и раз, - подумал я, - из-под кулаков да прямо в пасть к медведю! Что же теперь делать? Он же слопает меня". А медведь и правда тянет свою морду ко мне.
От дедушки я слышал, как один человек при встрече с медведем упал на землю и притворился мертвым и этим спас свою жизнь. Я поступил так же. Свалился на пол, разбросал руки, ноги и даже захрапел, показывая медведю, что я действительно умираю, но, вспомнив дедушкины слова, что не нужно дышать, я притаил дыхание и лежал, как мертвый. Но медведь, видимо, был особенный, он понял, что я притворяюсь, стянул
– Вот он, голубчик!
Когда я открыл глаза, то увидел перед собой моих короткоштанных преследователей. Они вытянули меня из-за клетки и потащили на площадку.
– Ты откуда?
– спросили они меня.
– Я? Я от тети Домны.
– От какой тети Домны?
– А которая на базаре торгует требухой.
– Что она, родня тебе?
– Не, хозяйка, я у нее нянчил ребенка.
– А как сюда попал?
Мне пришлось подробно рассказать об этом.
– А зачем дорогу перебежал?
– А я совсем не перебегал, только повернулся... Дяденьки, не бейте меня, - запросил я, - я больше никогда не буду так поворачиваться и дорогу перебегать не буду!
– Он не с намерением, - сказал кто-то из них.
– А ну-ка, Жорж, рискни, - проговорил другой.
Из группы выделился молодой курчавый паренек и покатился колесом, словно его кто-то крутил. И задом, и передом, и боком, крутился с каким-то вывертом, будто у него не было костей.
Вдоволь накрутившись, парень подошел к здоровенному мужчине, словно гора выделявшемуся среди других, и сказал:
– Все в порядке.
– Здорово?
– спросил меня громадный мужчина.
– Шибко здорово, - подтвердил я.
– А ты прыгать умеешь?
– Так-то?
– Хотя бы просто вверх.
– Просто вверх умею.
– Ну-ка, прыгни через этот барьер, не с разбегу, а с места.
Я прыгнул.
– А ничего мальчуган, - отозвался курчавый прыгун.
– Мне еще не через такие завалинки приходилось прыгать, похвастался я.
– Через какие же?
– Когда к соседке за огурцами лазил, вот через какой забор прыгал, - и я показал выше своей головы.
– Да ну-у!
– удивились все.
– Если так, давай тогда покажи свое искусство, - сказал здоровенный мужчина.
– Стань боком ко мне и прыгни вверх, только с места.
Я чуточку присел и прыгнул.
– Молодец!
– сказал мужчина.
– А теперь, когда прыгнешь, сделай рывок головой назад.
Я точно выполнил его приказание, а он на лету прихлопнул меня ниже спины, и я перевернулся и, к моему удивлению, стал прямо на ноги.
– Молодец!
– закричали все.
Эти люди показались такими хорошими, что я готов был с ними прыгать до самой ночи. Но тут появился длинный Жиколье. Он снова увел меня к зверям и стал объяснять, что я должен делать в цирке.
Утром нужно было варить пищу, потом прогуливать зверей, убирать в клетках, готовиться к репетиции, затем варить обед, снова убирать в клетках и, наконец, готовиться к представлению, во время представления помогать дрессировщику, то есть дяде Саше Строганову, после представления...
Жиколье столько наговорил мне, что я ничего не запомнил. Надо сказать, я и не старался запоминать, потому что я все равно решил убежать отсюда. А куда?
Конечно, опять к тете Домне. Когда Жиколье меня отправил к печке варить какую-то бурду для зверей, я вышел за ворота цирка и сразу почувствовал себя свободным. Но только теперь не знал, куда идти. Постоял, постоял на месте, затем спросил у первого попавшегося человека: