Начало Руси
Шрифт:
Не говорят в пользу балтской принадлежности зарубинецкой культуры и археологические данные. Сопоставляя условия развития славян и балтов, П.Н. Третьяков отмечал значительную консервативность последних. «Жизнь этих племен, обитавших в северных лесах, в отдалении от беспокойного юга, — замечал он, — протекала относительно спокойно. Столетиями люди оставались на одних и тех же местах; их культура развивалась преемственно, без резких изменений» [396] . На Верхнем Днепре, в частности, границы балтских культур «просуществовали, заметно не изменяясь, без малого тысячу лет, а в отдельных местах и более. Поколение за поколением люди жили на одних и тех же местах, на своих старых городищах, тщательно сохраняя дедовские традиции в области производства, быта и культуры. Находки, сделанные в нижних, ранних слоях верхнеднепровских городищ, не всегда можно отличить от находок, происходящих из горизонтов слоя, — настолько медленно изменялись здесь жизнь и культура» [397] . Такое положение оставалось до появления с юга новых, очевидно, небалтских племен.
396
П.Н. Третьяков. У истоков…, С. 21.
397
Там же. С. 32.
Долгое время этническому определению зарубинецкой культуры препятствовала ее известная изолированность
398
К этой точке зрения примкнул и П.Н. Третьяков, долгое время отстаивавший славянство культур днепровского Левобережья.
Один из наиболее последовательных приверженцев концепции славянского происхождения зарубинецкой культуры П.Н. Третьяков не определил своего отношения к милоградовцам, неоднократно склоняясь то в одну, то в другую сторону. Весомые аргументы против отнесения ее к балтам привела О.Н. Мельниковская. Главным среди них оказывается факт локализации культуры значительно южнее, чем предполагалось ранее: именно у верховьев Десны и Южного Буга [399] . Здесь расположены наиболее ранние памятники милоградовцев и движение их на северо-восток, прослеживаемое по археологическим данным, хронологически совпадает с переселением Геродотовых невров.
399
О.Н. Мельниковская. Указ соч. С. 122–169.
О.Н. Мельниковская не определяет этнической принадлежности милоградовцев-невров, отдавая лишь предпочтение славянам перед балтами. В.П. Кобычев, не связывая невров с милоградской культурой, высказал предположение об их кельтском происхождении [400] . Хотя автор преувеличивал, замечая, будто «такое предположение хорошо согласуется с различного рода лингвистическими, историческими, археологическими и этнографическими данными» [401] , мысль эта не так уж неосновательна. Название племени находит аналогию у кельтов (племя нервиев в Белгике Юлия Цезаря). Но связь здесь, видимо, косвенная, опосредованная. Археологические связи, в частности, указывают на юго-запад Европы [402] . В сложении милоградовцев могли принять участие племена, отступавшие под напором кельтов на северо-восток. Это либо иллиро-венеты, либо славяне или родственные им племена. Иллирийское присутствие фиксируется как раз у верховьев Десны и Буга, хотя в целом топонимика области, занятой милоградовцами, конечно, славянская [403] . В то же время археологические исследования в Румынии позволили обнаружить по соседству с милоградской культурой чисто кельтские погребения IV в. до н. э. [404] .
400
В.П. Кобычев. Указ. соч. С. 30–32.
401
Там же. С. 30.
402
О.Н. Мельниковская. Указ. соч. С. 169. Автор отмечает «стойкие многовековые связи с юго-западом, традиционные пути влияния, а временами и передвижений населения» и говорит о «каком-то внешнем воздействии лужицкой культуры».
403
Ср.: О.Н. Трубачев. Названия рек Правобережной Украины. С. 287 (сводная карта). См. также: С. 271 и 278 (карты древних славянских и иллирийских топонимов).
404
Важное археологическое открытие: кельтский некрополь в Фынтене-ле-Нэсэуд // Румыния, Бухарест, 1974, № 4. С. 16–17.
Явно не балтское происхождение милоградской культуры, по существу, решает вопрос в том же направлении и в отношении зарубинецкой культуры. Балтской эту культуру можно было бы признать лишь в том случае, если бы можно было допустить приход зарубинцев из одной из названных выше балтских областей. Ничего подобного, однако, никто не пытался предложить, ибо все эти области продолжали вести свою весьма размеренную жизнью. Но и прямой связи милоградовцев с зарубинцами также не видно. На протяжении нескольких столетий они сосуществуют на одной и той же территории, причем, будучи близкими, они не сливаются в единое целое [405] . Поэтому большинство исследователей полагает, что зарубинцы пришли на эту территорию извне.
405
На автохтонном сложении зарубинцев на базе милоградовцев настаивал Л.Д. Поболь. Однако это мнение основывается на соображениях негативного порядка: поскольку культура ни с севера, ни с юга не выводится, — она сложилась на месте. Ср. Л.Д. Поболь. Указ. соч. С. 182. Но, как показывают О.Н. Мельниковская и П.Н. Третьяков, две культуры именно сосуществуют, заметно отличаясь друг от друга. Ср.: О.Н. Мельниковская. Указ соч. С. 186. и др. П.Н. Третьяков в некоторых работах выражал сомнения в славянстве милоградовцев именно потому, что они отличались (хотя и не слишком значительно) от зарубинцев, которых автор считал бесспорно славянами.
С севера и востока, как отмечалось, зарубинцы прийти не могли. Появление их на территории милоградской культуры способствовало углублению различий между этой областью и соседними балтами. Не находится им места и на юге, в районе сложения лесостепных культур скифского времени [406] . Поэтому основное внимание специалистов обращено на запад, северо-запад и юго-запад.
С запада ведут зарубинцев многие польские археологи, что связано с общим представлением о славянской прародине на территории междуречья Одера и Вислы [407] . В нашей литературе указывалось на связь зарубинецкой культуры с поморской и восточной периферией лужицких культур [408] . В качестве возражений обычно указывают на различие зарубинецких и пшеворских памятников, хотя в последней поморские элементы представлены в большей степени [409] . Высказывались также мнения о возникновении зарубинецкой культуры на базе древних местных культур, как бы возрождавшихся после отступления
406
Ср.: А.П. Смирнов. Некоторые нерешенные задачи археологии раннего железного века КСИА, Вып. 94, 1963. С. 6.
407
J. Kostrzewski. Zagadnienie ciaglosci zaludnenia ziem polskich w Pradriejach. Poznan, 1961. S. 103.
408
Ср.: Ю.В. Кухаренко. К вопросу о происхождении зарубинецкой культуры CA, 1960, № 1; его же: Зарубинецкая культура. С. 5. См. также: Д.А. Мачинский. К вопросу о происхождении зарубинецкой культуры КСИА, вып. 107, 1966 (автор более сложно представляет само западное влияние). В.В. Седов, разделяя мнение о поморском происхождении зарубинецкой культуры, самую поморскую культуру связывает с балтами.
409
Ср.: П.Н. Третьяков. Финно-угры, балты и славяне на Днепре и Волге. М.-Л., 1966. С. 215.
410
В середине XX столетия такой взгляд вытекал из общего представления о характере процесса этногенеза. А.И. Тереножкин попытался связать зарубинцев с белогрудовской и чернолесской культурой (Предскифский период на Днепровском Правобережье).
В настоящее время большинство археологов сходятся на том, что специфику зарубинецкой культуры можно понять только с учетом влияния как местных, так и пришлых элементов. Это положение является верным для подавляющего большинства случаев. В отношении же зарубинецкой культуры оно особенно верно, поскольку не видно признаков отступления отсюда прежнего населения. Но это значит, что специфику культуры можно выявить прежде всего за счет пришельцев.
Возражая против мнения о поморском происхождении зарубинецкой культуры, Л.Д. Поболь отмечал, что в ней «очень мало элементов западных культур и несравненно больше юго-западных, кельтских. Черты кельтской и скифской культур наиболее рельефно видны в материалах зарубинецкой культуры» [411] . Типы сосудов, которые представляют нередко как специфические поморские, автор находит в гальштатских погребениях около Радомска, а также в захоронениях на территории Венгрии эпохи бронзы [412] .
411
Л.Д. Поболь. Указ соч. С. 180.
412
Там же. Ср.: Ю.В. Кухаренко. К вопросу о происхождении зарубинецкой культуры. С. 284, рис. 4.
Следует заметить, что Л.Д. Поболь придерживается мнения о местной, милоградской подоснове зарубинецкой культуры, а потому кельтское влияние рассматривается вне связи с этническими передвижениями [413] . Местным (разным) культурам придавал решающее значение и Е.В. Максимов. Но и он отмечал, что «в придании всем трем районам зарубинецкой культуры более-менее единообразного облика важную роль сыграла латенская культура». Он отметил, в частности, что «влияние латена на зарубинецкую культуру проявляется в столовой чернолощеной керамике». «Формы зарубинецких чернолощеных горшков, мисок и кружек, — оговаривается автор, — представляют собой, в общем, явление оригинальное, но истоки их следует искать в латенской керамике и керамике провинциально-латенских культур. К числу заимствованных из арсенала латенских традиций относится также прием нанесения нескольких граней на внутренней стороне венчиков. Он может быть объяснен как подражание кельтской бронзовой посуде, имевшей угловато оформленные венчики» [414] . Любопытно, что латенское влияние оказывалось более заметным в Среднем Поднепровье, чем, например, в северных и северо-западных районах зарубинецкого ареала. На этом основании автор делает вывод о непосредственной связи Приднепровья с областями обитания кельтов в Причерноморье и на территории Румынии [415] .
413
Отмечая, что «племена зарубинецкой культуры в юго-западной части своего ареала установили связи с кельтами еще во времена бытования раннелатенских форм», автор полагал, что это «не имеет прямого отношения к этногенезу зарубинецкой культуры» (Л.Д. Поболь. Указ. соч. С. 181).
414
Е.В. Максимов. Указ. соч. С. 127–128.
415
Там же. С. 128. Ср.: Ю.В. Кухаренко. Распространение латенских вещей на территории Восточной Европы СА, 1959, № 1. С. 31 и далее.
Внешнее воздействие при образовании зарубинецкой культуры должно рассматривать на фоне событий во всех прилегающих к ее территории областях. Правда, положение несколько осложняется тем, что исследователи весьма неодинаково определяют хронологические рамки существования культуры: от двух до шести столетий [416] . Но в основном время ее появления совпадает с распространением с юго-запада фибул и датирование культуры в значительной степени сводится к датированию этих фибул. Наиболее ранние из них, видимо, относятся ко времени рубежа III–II столетия до н. э. [417] .
416
Ю.В. Кухаренко датировал культуру I в. до н. э. — I в.н. э. Л. Д. Поболь отвел ей рамки с III в. до н. э. по II в. н. э., а в лесной зоне до V в. (Ср.: Л. Д. Поболь. Указ соч. С. 173–175. 178–179). Наиболее распространенным является датирование культуры II в. до н. э. — II в.н. э.
417
Ср.: Л.Д. Поболь. Указ. соч. С. 117. Автор полемизирует с мнением А.К. Амброза, несколько омолаживавшего латенские фибулы. (Ср.: А.К. Амброз. Фибулы юга Европейской части СССР САИ, вып. Л1—30. М., 1966, табл.16).
Указанное время оказывается свидетелем ряда крупнейших катаклизмов на смежных со Средним Поднепровьем территориях. Остатки скифов отступили к Придунайской области, а частично, видимо, бежали и в северные лесные районы. Примерно в то же время происходят драматические события и на юго-западе от Среднего Поднепровья. Возникшее в 279 г. до н. э. сильное кельтское объединение на территории Фракии было в 212 г. до н. э. разгромлено фракийцами. Если скифы перед натиском сарматов отступали в основном на юг, то у кельтов не было иных путей, как в ту же приморскую часть черноморского побережья, а также — и, видимо, прежде всего — в относительно глухие северные и северо-восточные области, смежные с Фракией. Именно с конца III в. до н. э. появляется значительное количество латенских поселений в Закарпатье [418] . Несколько позднее латенский налет появляется на вновь формирующихся пшеворской и зарубинецкой культурах.
418
Ср.: Л.И. Крушельницкая. Кельтский памятник в Верхнем Поднепровье. КСИА, вып. 105. М. 1965; В.И. Бидзиля. Латенская культура на территории Закарпатья. Автореф. Канд дие. Киев, 1966; его же: Латеньска культура в Закарпатті Археологія Української ССР. Т. III. Київ, 1975. С. 24–32; Д.А. Мачинский. Кельты на землях к востоку от Карпат Археологический сборник, вып. 15. Л., 1973.