Начало
Шрифт:
В полночь ветер стих, ему на смену крепкий пал мороз. По всему простору Летнего сада, на аллеях и умятых сугробах продолжали валяться тела упившихся, уснувших или покалеченных в драке. Подбирать их было некому. Наутро было обнаружено в Летнем саду множество окоченелых трупов.
На следующий день меня опять разбудил Почиталин. Иван долго подкашливал, деликатно скребся у двери спальни. Солнце еще не встало, но темнота уже слегка развиднелась.
– Слышу, слышу! – я подал голос, разглядывая в постели обнаженную Машу. Девушка была прекрасна. Ее приоткрытый
После обязательной тренировки с Овчинниковым на саблях, молитвы и легкого завтрака из вареных яиц и капусты, я пошел встречать большой обоз, что нас догнал в Чистополе. Приехали мастера из Авзяно-Петровского завода, взятого Хлопушей в октябре.
– Вот, познакомься, царь-батюшка – Почиталин представил мне нового главу завода – Бывший шихтмейстер Карл Мюллер. Привез нам семь мортир с ядрами, а також картечь.
Мюллер мне понравился. Был от толст, нес перед собой тугой живот, подпертый ногами-тумбами в клетчатых коротких штанах, шерстяных чулках и грубых башмаках с медными пряжками. Лицо круглое, наливное, глазки плутоватые, с усмешкой. Длинные рыжие волосы на концах завиты в локоны. В зубах дымит трубка. На ходу немец задыхается.
– Дер Кайзер! Моя почтения!
– Здравствуй, Карл Иваныч, – произнес я, покивав остальным мастерам – И вам мое почтение, господа заводчане.
– Мой – Генрих Мюллер, не Карл.
Я посмотрел на Почиталина, тот виновато пожал плечами.
– Пущай будет Генрих – согласился я – Отвечай мне немец, почто признал меня кайзером?
– Я плохо понимать русский политик – пыхнул трубкой немец – Но ваше величество держит свое слово. Дал нам завод в паи, честно платит за продукцион. Гер Творогофф сполна рассчитался с заводом за мортиры и припас. Единствено, попросил довезти все до вас, кайзер.
Пообщавшись с мастерами, мы сели на коней и направились на окраину города, где у приземистой недостроенной церкви стоял обоз авязано-петровцев.
Мортиры не произвели особого впечатления. Чугунные, низеньки, смонтированные на укрепленных санях. Кидали они 4-х пудовую бомбу на 1000 саженей. Калибр навскидку 10–12 дюймов.
Когда я подошел, у пушек уже стояли бомбардиры Чумакова. Одну из мортир развернули в сторону опушки леса, что виднелась позади церкви и зарядили. Солдаты сняли шапки с красными околышами, поклонились.
– До того сарая – подошедший Чумаков показал пальцем в сторону опушки – Одна верста.
– И четыре сажени – добавил дотошный Мюллер.
Пушку зарядили по указанию немца, количество пороха отмерял он сам на весах. С правого бока пушечной стволины, возле «казенной части» была приделана медная дуга в четверть окружности, разделенная на девяносто градусов. А к стволине был припаян «указатель», при подъеме и опускании дула он ходил по окружности и показывал градус подъема ствола над горизонтальной плоскостью. Немец дал наклон в двадцать четыре с половиной градуса. Пушка заранее была поставлена так, что она, церковь и сарайчик находились на одной прямой линии. И если взять направление выстрела через недостроенную колокольню, а дулу пушки придать правильный уклон, то при удаче ядро должно обязательно ударить
– Можно пальять, скоро-скоро невидим цел… Дафай скоро! – скомандовал Мюллер сам себе, ткнул пальником. Раздался выстрел, бомба взмыла вверх и через несколько секунд угодила прямо в сарай. Взрыв разметал постройку на мелкие куски.
Солдаты закричали «ура», казаки «любо». Немец польщено поклонился.
– Мастер! – согласился я. Так с первого раза выставить правильного угол и рассчитать заряд… Вот бы мне его в армию.
– А для великого царя – Мюллер махнул рукой в сторону обоза – У нас есть подарок.
Подьехали большие сани, в которых был установлен сколоченный из байдаку и брусьев деревянный круг, диаметром около сажени. Лежал он горизонтально на катках и легко мог, как карусель, вращаться в одну сторону – справа налево. На круге, на равном друг другу расстоянии, были размещены восемь малых пушек. Чумаков залез в широкую прорезь круга и стал вместе с пушками неспешно вращать его, поясняя:
– Я уже все разузнал у немчина, надежа-государь, смотри. Допустим, все пушки заряжены. Первая пальнула, круг маленько повертывается. Вторая пальнула, круг опять повертывается. Вот и третья. А в это времечко первую да вторую уже заряжают. А как из восьмой пальнут, уже первая снова к стрельбе сготовлена. И таким побытом, без всякого перерыва – знай себе шпарь по врагам отечества.
– Здорово! – восхитился я – А ежели, скажем, неприятель окружил, так и зараз из восьми палить можно картечами. Токмо грузновата махина-то, вот беда.
– Йа, йа – согласился Генрих – Возить трудно. Да ведь колесо есть разборное.
– А можешь ли мне господин Мюллер – я задумался – Сделать царь-пушку? Пять сажен в длину, и сорок дюймов калибру.
– О! То есть и правда царь-пушка – удивился немец – Ее возить совсем невозможно будет.
– Зато можно сплавлять по рекам – не согласился я. А если еще начинять зажигательными снарядами – я в обоз взял те три бочки нефти, что мне прислали гурьервские казаки по моей просьбе – то такая бомба может быстро поджечь укрепления защитников.
Еще с час мы с Мюллером обсуждали особенности литья пушек, после чего я выдаю ему тысячу рублей из походной казны и мы договариваемся о сроках создания царь-пушки.
Вопрос денег встает еще раз по возвращению в город. Нас с Перфильевым разыскивает делегация «военспецов» во главе с Ефимовским.
– Впереди сражения – начинает бывший граф – Мы же на Казань идем.
Я неопределенно качаю головой.
– Бросьте, ваше величество, это же очевидно. Другой дороги тут нет. А раз так, будет бой.
– Ближе к делу – я начинаю раздражаться.
– Хорошо бы заранее выдать денежное содержание полкам… и нам тоже.
Офицеры хмуро кивают.
– Многие все еще содержат семьи, пересылают деньги домой и если их убьют…
– Хорошо, выдам – я мысленно подсчитывают походную казну. Большую часть пришлось оставить в подвалах губернаторского дома в Оренбурге под присмотром верных казаков и Харловой, но кое-что, и не мало, я взял с собой. Как и Немчинова казначеем. Денег хватит.
– А почему Крылова не за заставили подписывать отказное письмо? – вдруг выкрикивает один из офицеров.