Над кем не властно время
Шрифт:
– Возможно, когда-нибудь так и будет, - ответил Жерар.
– Но на данном этапе у "Орбиты" слишком маленький срок действия. В жидком азоте она может храниться примерно два месяца, а в обычном холодильнике - всего один-два дня. Сейчас мы пока держим ее в холодильнике.
– У "Орбиты"?
– переспросил Арнольд.
– Удачное название, правда? Моя идея!
– в голосе Жерара звучала неподдельная гордость за его детище.
– "Орбита" сделает нас орбинавтами!
***
Задумав
– Осторожно!
– крикнула сидящая рядом с Клодом Валери.
Клод судорожно вцепился в руль. Тормозить было поздно. Пришлось резко вильнуть в сторону, пересечь сплошную разделительную линию, выехать на встречную полосу и столь же поспешно покинуть ее, чтобы избежать столкновения с несущимся навстречу фургоном. Клод увидел в зеркале, как заметался и заехал на тротуар перепуганный велосипедист.
Сквозь приливший к голове жар и гулкое сердцебиение пришло внезапное понимание: если опыт пойдет как надо, если Клод останется в живых и не сойдет с ума, то он вернется именно сюда, за несколько спасительных секунд до появления парня на велосипеде, и без всякой видимой причины затормозит. Клод предскажет его появление заранее и полюбуется на реакцию изумленной Валери.
После стольких лет Клоду все еще хотелось показать этой женщине, что он владеет чем-то, о чем другие не могут даже мечтать, поскольку у них просто не хватит воображения. Доказать ей, что он добился в жизни большего, чем все остальное человечество, включая и урода-толстосума, к которому Валери ушла от него семь лет назад.
– Ты должен вести машину осторожнее, - недовольно заметила Валери, постепенно успокаиваясь после инцидента с велосипедом.
Клод чуть не выругался, и его широкое лицо напряглось. Значит, в том, что этот псих выехал из-за поворота перед самым их носом, виноват никто иной, как он, Клод. Некоторые вещи с годами не меняются. Точно так же Валери рассуждала и в годы их совместной жизни.
Ее следовало унизить. Сначала удивить, затем указать на ее настоящее место.
– Прости, я говорю глупости, - внезапно добавила Валери, догадавшись по неприязненному молчанию Клода о впечатлении, которое произвели ее слова. Порывшись в небольшой овальной формы бело-бежевой сумочке, она извлекла открытую упаковку жевательной резинки и предложила Клоду. Он, пропустив мимо внимания ее жест, включил радио.
Заиграла музыка. На переднее стекло упали первые капли вечернего дождя.
– Как сейчас красиво!
– Валери медленно, с некоторым изяществом, жевала свою мятную подушечку, что никак не сказывалось на отчетливости произносимых ею слов.
– Конец апреля, начало мая. Лучшее время для Парижа. Сегодня гуляла по центру города. Что за чудо эти цветущие каштаны! Белые и розовые лепестки падают на землю, покрывают ее, как снегом, и ты идешь по этому ковру... Сделай, пожалуйста, потише музыку!
Не
В этот вечерний час дороги должны были быть свободны, но Клоду и Валери не повезло. Прямо перед ними долго плелся автобус, подогревая растущее нетерпение Клода в преддверии ожидаемого опыта.
Заметив, что Клод пропускает ее восторги мимо ушей, Валери перешла на более личные темы, спросив, когда он вернулся из Англии.
– В прошлом году, - ответил Клод.
– Чем ты там занимался?
– Подрабатывал то здесь, то там. В основном в сфере фармакологии и биохимии. Тем летом случайно встретил на конференции по биохимии старого приятеля, с которым вместе воевал в Алжире, и он предложил мне место ассистента в его парижской лаборатории.
Дождь усилился. Пришлось включить дворники. Они двигались не слишком плавно, рывками, слегка поскрипывали, но с задачей своей справлялись. В свете фонарей впереди все еще маячила задняя стена автобуса.
– Ты женат? У тебя есть подружка? Впрочем, вряд ли ты пригласил бы меня, если бы был не один.
Естественно, как только Клод заговорил о химии, Валери поспешила сменить тему разговора. Ей всегда казалось нестерпимо скучным все, что касалось его профессиональной деятельности. Даже когда они были парой, Валери ни разу не попыталась вызвать в себе интерес к его занятиям.
– Ты ведь не отказалась встретиться, - парировал Клод.
– По твоей логике отсюда следует, что ты уже рассталась с твоим...
Он скривил губы. Ему не хотелось называть имя того торговца антиквариатом. Кем он был теперь для Валери? Сожителем? Мужем? Бывшим любовником? Были ли у них дети? Клод решил не задавать вопросов. Скорее всего, она сама все выложит. Но если и нет, тоже неважно. Сегодняшний вечер следовало посвятить кое-чему более значительному, чем личная жизнь Валери Морель.
За песней последовала реклама. Затем радио заговорило в несколько голосов о бойкоте предстоящих московских олимпийских игр в знак протеста против советской оккупации Афганистана, о недавней провальной операции в Иране по спасению удерживаемых там американских заложников, о кончине Альфреда Хичкока.
Старый синий "ситроен" Клода Дежардена выехал на трехрядное шоссе. Дорога теперь была почти пуста, и автомобиль беспрепятственно несся в западном направлении.
– Где это мы?
– поинтересовалась Валери.
– В Нёйи? Зачем ты меня сюда привез? Разве не лучше было посидеть где-нибудь в центре города? Или ты знаешь здесь какое-то симпатичное местечко?
– Не беспокойся, Нейи это не край света. Только с чего ты взяла, что я собираюсь сидеть с тобой в ресторане?
– Зачем же ты тогда меня позвал?
– резко обернулась к нему Валери.
– Что у тебя на уме? Знаешь, ты лучше останови машину и выпусти меня. Не люблю я этот твой взгляд рассерженного быка.
Клод, знавший, что в его внешности действительно есть что-то бычье, с трудом удержался от раздражительной реплики. Если ответить ей сейчас так, как она того заслуживает, Валери действительно откажется ехать с ним дальше.