Над Кубанью. Книга третья
Шрифт:
…Лучшие полки Северо-Кавказской армии красных по-прежнему были прикованы к Ростовскому фронту. Штыки кубанцев и ставропольцев, угрожающе поднявшиеся на пути оккупантов, не могли помешать Деникину.
На пятый день после мечетинского выхода Деникин захватил Торговую и Шаблиевку, где во время атаки был убит генерал Марков.
Смерть Маркова после смерти Корнилова была наиболее тяжелой потерей для Добровольческой армии. Из уст в уста передавали подробности. Ветераны «первопо-ходники» в смерти Маркова, как в свое время в смерти Корнилова, видели дурное предзнаменование. В Шабли-евке Деникин созвал старший командный состав и строго и одновременно отечески проникновенным голосом предупредил всех о
После Шаблиевки объединенными силами деникинцев и подошедших красновцев была взята станция Великокняжеская — центр степного Сала. Добровольческая армия круто повернула на Тихорецкую — Екатеринодар. Краснов же устремился к Волге, последовательно занимая станции Двойную, Куберле, Зимовники. Тесня сальскую группу, Краснов выходил для флангового удара по войскам красных, атакованным Мамонтовым на предцарицынских оборонительных рубежах, лежащих на уровне левобережья донской луки и устья реки Чира. Таким образом, отрезав царицынские войска от Северо-Кавказской армии, Краснов и Деникин разошлись, чтобы обрушиться на красных по стратегическим направлениям, соответствующим основным замыслам.
Деникин спешил на Кубань. В конце июня была захвачена первая кубанская станица — Новопокровская. В Новопокровской Деникиным был подписан приказ № 11 о мобилизации казаков первых четырех очередей — восемнадцатого, семнадцатого, шестнадцатого и пятнадцатого годов присяги. Мобилизация проводилась на ходу, без соблюдения принципа распределения по отделам и полковым округам. Сводные кубанские полки получали номерное наименование и сейчас же вводились в бой. Это делалось, чтобы сохранить офицерские части.
Деникину, располагавшему отличной информацией, было известно о провале в Царицыне агентуры белых, действовавшей на Волге еще по почину Корнилова. Приходилось на время отказаться от взрыва большевиков изнутри и надеяться лишь на успехи непосредственных боевых операций. Но на царицынском направлении активизировался Ворошилов, прославившийся беспримерным выводом из окружения шахтерско-солдатской армии Донбасса. Ворошилов мог помешать Деникину. Поэтому Деникин надеялся на Краснова, который должен был принять на себя удар царицынской боевой группы, тем более что Краснов уже располагал многочисленной кавалерией и пехотой, стремительно отмобилизованной на Дону.
Добровольческая армия не могла вести длительных операций без значительного увеличения своей численности, что могло быть достигнуто расширением территории и использованием войсковых ресурсов казачьих станиц. Деникин понимал ошибку Корнилова, стоившую прежнему командующему жизни, и поэтому тщательно закреплял захваченную территорию, насаждая в станицах военно-полевые суды и гарнизоны под начальством преданных офицеров.
К Незамаевской и Калниболотской станицам, взятым вслед за Новопокровской, подошла первая группа линейной казачьей кавалерии под командой новорождественского хорунжего Ермоленко, вооруженная и подготовленная к измене Советской власти эмиссарами Романовского и Алексеева, работавшими в военкоматах Кавказского отдела.
Поступали сведения о мерах, предпринятых красными для наступления на южном участке. Деникин торопился и 13 июля с боем овладел крупным железнодорожным узлом — Тихорецкой, неожиданно разгромив многочисленную, но неорганизованную армию латыша Калнина. Полки белых, одушевленные победами, потекли тремя потоками на Екатеринодар, имея в авангарде активную горско-кубанскую конницу Покровского и Эрдели.
Но в тылу было неспокойно. По сообщению порученцев Краснова, прилетевших на самолете в Тихорецкую, Ворошилов снова взял Куберле, выручил осажденный возле слободы Мартыновки отряд Ковалева и угрожал тыловым участкам Добровольческой армии. После длительного совещания штаб армии рекомендовал Краснову отвлечь Ворошилова решительным наступлением на северные участки Миронова — Сиверса — Киквидзе. Краснов так и сделал. Спасая северные участки предцарицынского плацдарма, Ворошилов вынужден был остановить свое продвижение на Тихорецкую.
Северо-Кавказская армия, атакованная Деникиным, безусловно, могла бы задержать и даже разгромить противника. Но в штабе армии, умело используя еще не позабытые трения между главкомом Автономовым и членами Кубано-Черноморского исполкома, па пост главкома выдвинулся казачий офицер Иван Сорокин, известный в войсках как человек большой личной храбрости.
Утвержденный на пост главкома Сорокин через тринадцать дней после своего назначения, почти без боя, сдал Екатеринодар. Наполовину деморализованная армия ушла за Кубань. Героические части красной Тамани, предводительствуемые прославленным матросом Матвеевым, были брошены в окружении повстанческих станиц и Добровольческой армии.
Под колокольный звон входили в Екатеринодар казачьи и офицерские полки.
Город, безуспешно атакованный Корниловым в марте месяце, пал в августе. Полки белых вливались в город по Екатерининской улице, по которой в 1916 году торжествеино проследовал последний император России, в предчувствии грядущих бурь искавший успокоения и поддержки на территории верных трону казачьих окраин. Теперь сюда пришли его генералы во главе мятежных дивизий.
В голове войска ехали представители командования и правительства в символически построенной колонне, долженствующей наглядно воплощать единение Добровольческой армии с Кубанским казачьим войском. Первыми ехали на белых полуарабах Деникин и Филимонов, за ними — председатель правительства Быч и Романовский, следом — члены правительства в ряду с соответствующими, по значению в армии, чинами. Гурдай ехал в паре с Врангелем, который, недавно придя в армию, командовал уже дивизией кубанской кавалерии и был одет с подчеркнутой щеголеватостью в казачью форму. Позади беседовали Покровский и Кулабухов. Колонна поднялась мимо пивоваренного завода Ирзы и духовного училища и проезжала под триумфальной аркой, поставленной в честь посещения города Александром II. Покровский поднял глаза на сыроватые кирпичные своды.
— Ворота слишком скромны, — громко сказал он, — такое пышное общество!
— Утешает одно, — заметил Врангель, сдержанно улыбаясь, — сооружение приготовлено не в вашу честь.
Душная улица была заполнена толпой. Копыта били булыжник. Где-то впереди сверкали трамвайные рельсы, по которым перебегали мальчишки. С тротуаров бросали букеты осыпавшихся при полете цветов. На крупе врангелевского жеребца колыхались лепестки чайной розы. Покровский наблюдал самодовольную лисью физиономию Кулабухова, его торжественную осанку. Кулабухов, вместе с членами правительства, прибыл из Тихорецкой поездом для церемониала вступления. Покровский решил досадить спутнику.
— Не находите ли вы, — сказал Покровский, — что со стороны вокзала более безопасен путь, нежели по Елизаветинской дороге?
— При условии… — в том же тоне ответил Кулабухов, — при одном непременном условии, если впереди по этому пути прошли мобилизованные кубанцы, а не русские добровольцы-офицеры.
Покровский понял намек, но ничего не ответил. Они проезжали мимо семипрестольного храма, гудевшего всеми колоколами. Врангель оправил костяной георгиевский крестик, прикрепленный поверх газырей, и, приподняв шапку, небрежно перекрестился вслед за Гурдаем на кирпичные громады собора.