Над синевой во мгле
Шрифт:
«Да-а-а. Ситуация. Эта Снежная королева использует молодых, привлекательных девушек в своих интересах. Она примораживает нужных ей людей условиями, от которых трудно отказаться. Кто будет искать следы сладострастья в общежитии технического вуза? Да ещё при управленце такой внешности. Грациозна, как пантера. Красива и холодна, как Снежная королева. Насквозь расчётлива и прагматична. Она не хлопнет дверью, скорее оставит дверь приоткрытой».
– Зато я хлопну! – вдруг чётко и выразительно произнесла Инга вслух.
Нино сразу отреагировала.
– Что? Что ты сказала? – глядя на Ингу, мило спросила она.
Инга
– Хлопну! Хлопну-ка я рюмочку, – переиграла реплику Инга, напустив на себя весёлость простушки.
Гости и опомниться не успели, как она налила себе рюмочку водки и выпила залпом.
– А теперь надо закусить! – призывно сказала Инга и принялась с аппетитом закусывать, думая: «Хоть наемся вдоволь, воспользуюсь ужином прожорливых. Не всё им, акульему племени», – думала Инга, а лицо её выражало удовольствие доброй милашки.
Во взгляде Среднего читалось: «О! Такие незатейливые простушки нам ой как нужны!».
Средний понял, что Инга – это его добыча, и от предвкушения предстоящих услад разлимонился и стал с подобострастием проявлять угодливую услужливость.
– Инга, вот, угощайтесь! Что Вы предпочитаете: чёрную или красную икру?
– Да я просто растерялась от такого изобилия. Разве можно всё это съесть?! – глядя на Среднего, Инга изобразила раздутость.
После пары бутербродов, решив, что с людьми сладострастных пороков можно и позволить себе отразить их суть, спросила:
– А «Take away!» можно?
Со стороны Инги – это, конечно, была наглая пощёчина – быть в гостях и попросить еду на вынос. И сейчас у неё было непреодолимое желание хоть чем-то их хлестануть.
Толстый и Средний не поняли, а только переспросили:
– Как Вы сказали?
– Take away! В переводе с английского: «Взять на вынос». То есть всё, что не доели, можно упаковать и забрать с собой, унести.
У Инги не дрогнула ни одна мышца, её настолько выбешевало то, ГДЕ она и с КЕМ, что только подобным поведением она могла скрыть своё состояние. И этим поставить ещё больший акцент на статусе происхождения и полном отсутствии воспитания. Тем не менее она продолжала играть добрую, милую простушку.
Но Средний прямо на ходу подмётки рвал. Несмотря на усилия Инги «не нравиться», она всё же ему понравилась, и он сразу предложил:
– А зачем нам брать и нести, я всё организую прямо там, куда мы с Вами переместимся, то бишь к Вам, – и, не дав никому опомниться, взял Ингу под ручку, приглашая на выход.
Инга сдержалась, она не могла позволить сейчас «бросить, плюнуть и послать», а так хотелось, но это был её второй день в чужом городе.
«Хорошо, Средний. Не думаю, что тебе будет по душе продолжение банкета», – подумала Инга и, взглянув на Нино, спросила:
– Вы, когда просмотрите, предложите альбом Дмитрию Лазаревичу и Петру Петровичу. Пусть жёнам покажут, думаю, им понравится, – вонзила фразу Инга.
«Всё-таки не удержалась. Да и хрен с ними. Пусть знают, пусть не лезут».
Толстому не понравилась последняя реплика Инги. он сразу понял, что эта простушка совсем не простушка, но промолчал, слегка колыхнув своими телесами.
По Нино было видно, что она тоже «заёрзала» внутри своего ледяного замка, но, прикрыв антураж момента завесой, с холодным спокойствием удержала свой образ Снежной королевы.
Лера молчала, она за это время не произнесла ни слова.
У Инги началось волнение желчи, она ещё не понимала, как ей выкрутиться из этой ситуации. В этот момент она хотела лишь одного – отгородиться от мира, запрятаться в свою скорлупу, как улитка, и никого не слышать и никого не видеть. Уйти в себя.
Обиды входили в её профессию, но то, с чем она столкнулась сегодня у Нино, – это не обида, это унижение.
Инга шла по коридору со Средним и прокручивала план действий: «Я веду мужика на свою территорию, где буду один на один с настойчивым домогательством противного и отвратного. Как этому противостоять? Встать на дыбы? Это будет вызовом и разыграет интерес: “победить и взять своё”. Он мужик, и, чувствуется, не слабый, финал может оказаться для меня унизительным и оскорбительным. А моё радушие будет воспринято, как будто “я согласна и на всё готова”. Ну а как ещё может отреагировать самовлюблённый самец? Человеческое гостеприимство будет воспринято не как воспитание, а как желание быть с НИМ – неотразимым и обворожительным обольстителем, пусть даже средним».
Инга натянула на себя милость взгляда, усердно скрывая дисгармонию внутреннего разногласия.
Подошли к комнате.
– Прошу Вас, Пётр Петрович. Здесь я живу, – и добавила: – Моя келья.
– Келья? А почему келья?
– Я не пью, не курю и застолья не люблю, – складно ответила Инга и посмотрела на Среднего – «Понял ли он намёк?»
Но Пётр Петрович даже глазом не моргнул, его взгляд выражал: «Голуба! Я за чем пришёл, то и возьму, и никуда тебе не деться».
Наглая уверенность Среднего Инге совсем не понравилась. Она достала турку и приготовилась варить кофе, но в этот момент раздался стук в дверь, и Средний откликнулся открыть:
– Не волнуйся, я открою.
Порыв Среднего показался Инге совсем без тени барских замашек, он встал и пошёл к двери. Инга про себя решила: не всё так безнадёжно.
В дверном проёме появился Киря с двумя огромными сумками.
Они пробежались взглядами друг по другу, задавая вопросы глазами…
«Это ТЫ?» – глазами спросил Киря.
«Да, это я. А ты КАК здесь?» – так же спросила Инга.
Ответы на вопросы споткнулись друг об друга, но Киря и Инга обнаруживать себя не стали.
Киря поставил сумки и вышел.
Из сумок на стол, как по конвейеру изобилия, стали выпрыгивать всякие красивые коробочки и упаковки – это были колбасы, копчёности, упаковки мяса, печени, рыбы, сыры, икра, шоколад, вино, коньяк… и чего только не было.
Инга стояла как статуя, она никогда в своей жизни не видела столько всего вкусного и так много. Видела! Но только в кино! А живьём, да ещё у себя, и всё, что она сейчас видит, – ей и для неё.
«Да, голуба, это тебе за “take away”. Ответ за красивые коробочки и красивые упаковочки держать придётся на разобранной постели, с отобранными принципами. Ну и хрен с этими принципами. Закрою глаза, уши, чтобы не слышать, не видеть. Перетерплю… И потом… На моём столе, в холодильнике, в шкафу – ВСЕ эти невиданные доселе деликатесы. Сразу отправлю посылку маме и бабуле», – и на этой фразе Инга открыла глаза, которые до того момента были закрыты и удерживали воображение.