Над синевой во мгле
Шрифт:
В дверь постучали. Вырвав себя из состояния блаженства, Инга вышла в коридор блока и, НЕ спрашивая: «Кто там?», открыла дверь.
По ту сторону двери на неё смотрели фиолетово-синие глаза на лице со сливочно-карамелевым отливом и чувственными губами, покрытыми цветом розового лепестка.
«– Я Лера», – произнесла девушка, смотрящая открытым детским взглядом.
– Вы ко мне? – спросила Инга, которую внешность незнакомки смутила, она была не готова с утра столкнуться с такой неприкрытой красотой.
– Вы Инга?
– Да.
Инга удивилась
– Я от Нины Андриановны, – с улыбкой сказала Лера.
– Проходите, пожалуйста, – Инга жестом пригласила гостью войти.
В комнате стоял легко узнаваемый горьковато-сладкий запах кофе.
Инга не стала рассыпаться в слащавости гостеприимства, а сразу предложила гостье чашечку утреннего кофе.
– Составите мне компанию?
– С удовольствием. Преступление – отказаться от соблазна такого необыкновенного ароматного обволакивания, – сохраняя на лице доброжелательную улыбку, ответила Лера.
– Да, Вы так вовремя! Признавайтесь! Наверняка стояли и выжидали? Ведь, наверное, через замочную скважину запах унюхали? – серьёзно спросила Инга.
Лера смутилась и не знала, как отреагировать.
Но Инга не стала мучить девушку и рассмеялась. И здоровый взрыв смеха снял напряжение первых минут знакомства.
Ребяческая шутка сорвала все барьеры условности, и уже через минуту девушки сидели друг против друга, наслаждаясь одновременно и кофе, и общением.
В утренние часы первого дня Инга никого не ждала и позволила себе открыть дверь в домашнем халате. Рассматривая её халат, Лера не могла понять, в чём Инга? Халат не халат, пеньюар не пеньюар.
То, в чём была Инга, было сшито из лёгкой ткани, как для пеньюара, но ткань непрозрачная – как для халата. Рукава очень широкие, свободные и сильно призборенны, модель для пеньюара, но они не длинные, а по локти, чтобы поверхности не подметать, то есть не для сна, а для движений, больше подходит к халату.
Передние планки с запахом, завязываются на плечах в банты, и грудь закрыта – стиль халата, но банты можно не завязывать и откровенно оголить грудь, и это уже стиль пеньюара.
Инга уловила восхищённый взгляд Леры и, окинув себя взглядом, просто пояснила:
– Это мне бабушка сшила. Знаешь, Лера, всё, что шила для меня бабушка, любая вещица была обласкана её теплотой, её любовью. Сшитые бабушкой вещи приносят мне удачу.
– А модели? Тоже бабушкины? – не сдержалась Лера.
– Модели в основном мои. Я очень люблю бродить по своим творческим лабиринтам.
От Инги повеяло тонким ароматом таланта. Она любила своё дело, а дело любило её. Как только разговор касался темы её творчества, она преображалась. Её зелёные глаза промывались и сверкали как изумруды. Взгляд и улыбка обретали неуловимую летучесть. Пелена притяжения, свойственная сильным и талантливым натурам, покрывала её облик.
На столе появились бублики, халва и мармелад. И Лера уже забыла, что она пришла к Инге по делу и не планировала задерживаться. Водоворот общения закрутил её, и она порадовалась, что пришла одна, без Кирилла, своего парня, с которым они планировали пойти в бассейн.
«Кирилл – хорошо, но без Кирилла лучше», – подумала Лера. Когда женщины собираются без мужчин, им не надо быть КЕМ-ТО, им просто надо БЫТЬ. Расслабляться, смеяться, плакать. Можно вывернуть себя изнутри наизнанку до наготы. У Инги и Леры было много общего. Лера жила с сыном, с мужем развелась, и её тоже, как и Ингу, воспитывала бабушка. Они погрузились в состояние «на одной волне» и с жадностью поглощали свои эмоции общения, как бы пробуя друг друга на вкус.
В дверь постучали. Стук остановил центрифугу нескончаемых тем и оборвал притяжение родственных душ у центробежной силы.
За порогом колом стояла Макаровна.
– Инга, Лера у тебя? – строго спросила она.
На Ингу смотрел статуй в парике, выразительно заявляя: «Никому НЕ здрасте».
Макаровна стояла с дыбом бешеной морковки и со взглядом «Ты поймай меня с разбегу, я за деревом стою».
– Здравствуйте, Аполлинария Макаровна. Да, Лера у меня, – спокойно ответила Инга.
– Вас Нина Андриановна зовёт, – командным тоном заявила Макаровна.
– Вы не зайдёте? – спросила Инга.
– НЕТ! Я на посту, – Макаровна резко развернулась, и вдруг… разворот неожиданно сопроводился совершенно определённым звуком, «это» было то, что «естественно, то не безобразно». Но Макаровна, в полной уверенности, что «это» может чувствовать и слышать только она, направилась по коридору к лестнице.
– Хорошо. Сейчас спустимся, – прокричала Инга вслед Аполлинарии Макаровне, еле сдерживая смех. Смешинка пробралась в носоглотку и отчаянно рвалась на выход. А Макаровну даже «это» особо не смутило, она шла по коридору уверенным строевым шагом. Как только она удалилась в повороте на лестницу, Инга дала волю здоровым эмоциям. Просмеявшись, она вошла в свой блок.
«Вот же любитель покомандовать. А важность-то, важность… И тут такой конфуз естества… Всю значимость Макаровны обрушил», – подумала Инга по-доброму и решила Лере ничего не рассказывать, уж очень тема приватная. Но, войдя в комнату, не могла удержаться и рассказала всё Лере. Комната содрогнулась от взрыва здорового смеха.
Лера первой пришла в себя и спросила:
– А что хотела Макаровна?
– А-а-а! Нас зовёт Нина Андриановна.
Просмеявшись, они направились к Нино, так её за глаза называла Лера.
Когда Инга и Лера вошли в кабинет, Нина Андриановна стояла у своего стола и задумчиво глядела в окно.
Как художник-модельер, Инга не могла не обратить внимание на правильные пропорции её тела – тонкая талия, высокая грудь и красивые, ухоженные руки. Весь этот арсенал начинался с благородной посадки головы, ровного здорового позвоночника и заканчивался щиколотками на длинных ногах. Достоинство породы подчёркивалось красивой осанкой и холодным, умным взглядом. Она была похожа на английскую гончую – с безусловным присутствием гармоничного экстерьера.