Надежда

Шевченко Лариса Яковлевна

— Будто у тебя их нет, — снова встала я на защиту мальчика.

Юра поднял на меня огромные печальные глаза и вдруг робко спросил:

— У тебя когда-нибудь было несчастье?

— Моя жизнь — сплошные несчастья, — грустно усмехнулась я.

— Такого не бывает, — не поверил он.

— Бывает, — вздохнула я.

— А со мной раз жуткая история произошла. Никак не могу про нее забыть. Теперь даже мечтать не хочу. Больше не верю в чудеса. Вся радость в жизни исчезла, — с неподдельным трагизмом сказал гость.

— Что с тобой случилось? — испугано спросила я.

— Папа купил мне лотерейный билет. А розыгрыш должен быть только через год. Я мечтал о настоящей машине. Каждый день представлял, как папа сообщает о выигрыше и я хожу гордый и самый счастливый. И вот пришел

этот запомнившийся на всю жизнь день. Я, с утра окрыленный, носился по коммуналке, рассказывая всем о своем билете, о выигрыше. Я удивлялся безразличию соседей, но не обращал на них внимания, так как был безмерно счастлив предстоящим триумфом. Переполненный восторженным ожиданием, я не стал дожидаться, пока папа придет с работы, выпросил у мамы ключ от почтового ящика и через каждые полчаса сбегал вниз. Наконец, увидел в щель краешек долгожданной газеты! Долго не получалось попасть в замочную скважину. Я прижал газету к груди и с бьющимся сердцем взлетел на свой этаж. Лотерейный билет с вечера лежал на моей тумбочке. Напряженно глядя маме в лицо, подал ей газету и билет. Я давно выучил его номер, но произнести его от волнения не решался. Мама проверила все цифры и спокойно сказала:

— Пустой.

— Что пустой? — не понял я.

— Без выигрыша.

Я никак не мог вдохнуть воздух. Наверное, я побелел или изменился в лице, потому что мама участливо пояснила: «Не все билеты выигрывают. Потому и называется — лотерея. Это нормально. Ее принцип — случайное везение».

Внутри меня что-то надломилось. Я не допускал мысли, мне в голову не приходило, что билет может не выиграть. Такого не должно быть! Счастье рухнуло мгновенно. Весь мир сделался серым и ужасным. Я ни о чем больше не мог думать, кроме как о моем несчастье. «Это мой рок. Я невезучий», — крутилось в голове. У меня пропало желание куда-то идти, что-то делать и вообще иметь какие-то мечты. Я потерял интерес ко всему: друзьям, книжкам, играм. Особенно играм. Мир в моих глазах перевернулся. Он плохой, он безрадостный. Я никак не мог успокоиться. Если бы меня заранее предупредили, объяснили, что не все билеты выигрывают, может быть, я не настроился на выигрыш и не мучился бы? Теперь я осторожный. Не верю никому.

Аля стала успокаивать Юру, а я подумала: «Мне бы твои трагедии! Никому своих бед не пожелаю. Может, рассказать Юрику про них, и он будет меньше переживать из-за ерунды? Он домашний, что с него взять? Мои проблемы, наверное, не дойдут до его сердца? А может, поймет? Он такой чувствительный!»

Юра взял у Али тетрадь и ушел. А я взглянула в серое вечернее небо и немного загрустила. Какой хороший мальчик!

ЛЕРА

Погожие дни — редкость в ноябре. Но сегодня на удивление теплый день. Небо тихое, светлое, безоблачное, но не яркое. Унесло с собой лето солнечные сказочные брызги и золотые паруса облаков. Разметало, разбросало их, щедро раздарило земле.

Я люблю ходить пешком, но сегодня еду на квартиру в трамвае, чтобы не заблудиться. На задней площадке окруженный красивыми веселыми девушками стоит высокий молодой человек с длинными до плеч черными кудрявыми волосами. Ему льстит их внимание. Он возбужден и многословен. Явно заигрывая с ним, одна из поклонниц уговаривает его остричь волосы. Вторая, видно желая любым способом привлечь к себе внимание, ехидничает: «Не приставай к нему, дорогая. Повзрослеет, поумнеет и сам укоротит волосы». Юноша краснеет, резко подается в сторону обидчицы, но тут же берет себя в руки и натянуто улыбается.

На остановке входит пожилая пара. Мужчина помогает женщине сесть на первое кресло. Потом садится рядом и берет ее маленькую руку в свою большую. Этот простой жест трогает меня, чуть ли не до слез. Счастливые! Появляется семья с двумя шаловливыми мальчиками. Они шумно делят места у окон и бурно высказывают впечатления о цирке. Родители мягко гасят их неугомонный темперамент и улыбаются друг другу.

Вот и моя остановка. Спускаюсь по крутому склону. Тут уже нет асфальта и дома одноэтажные, точнее бараки. Впереди меня идет семья. Худой, небритый муж несет дочку лет двух-трех. За карман его брюк держится мальчик

постарше. Крепкого сложения жена ругает мужа самыми последними словами за то, что он выпил и чего-то там не сделал. Муж вяло оправдывается и смущенно оглядывается по сторонам. Его походка нетвердая, движения неуверенные. Все выдает в нем слабохарактерного человека. Дочка не обращает внимания на крики матери. Она ерзает на руках отца, улыбается и крепко обнимает его за шею. Мальчик идет между родителями. Но, когда мать «налетает» на отца, он пугается, отстает, начинает реветь и судорожно хвататься за брюки отца. Крики стихают, и он опять ищет руку отца. Мальчик очень похож на него: и походка такая же семенящая, и лицо растерянное. От следующей порции ругани он уже трясется, захлебываясь в истерике. Я вижу наглое лицо мамаши. В нем превосходство, презрение и самодовольство. Ей нравится ругать мужа. Она победно глядит на свою жертву и не стесняется моего удивленного, осуждающего взгляда. Малыш мечется, девочка все сильнее прижимается к отцу. Я окончательно «завожусь» и не выдерживаю. «Может, он и виноват, но зачем детей неврастениками делать?» — кричу я и убегаю вперед, чтобы не видеть жуткую семейную сцену.

Вот и пруд. Села на бетонное обрамление. Гляжу в тихую, застывшую воду. Там три слоя жизни: надводная, подводная и придонная. Я вижу, как лениво перемещаются пескари. Вот они на несколько мгновений замирают у самой поверхности и снова продолжают двигаться медленно, как спросонья. Даже колебания плавников не заметны. Будто рыбки скользят, увлекаемые подводным течением. Но его здесь нет. Вода застойная, цвелая, зеленоватая.

Головастики снуют. Они крупные, а хвостики еще не потеряли. А рядом размером такие же, но уже настоящие лягушки. На солнечной стороне по периметру пруда рядком выстроились старые лягушки. Мне видны только их огромные головы. Блаженно прикрыв глаза, они греются в лучах осеннего солнца. Я сначала не разглядела их. Они сливались с бетонными плитами, покрытыми трещинами и зеленой плесенью. Рядом скрипнула земляная жаба. Откуда она в городе? На корку хлеба налетели суматошные вороны. Одна, проворная, выхватила ее у подруг и унесла на дерево. Остальные немного повозмущались и утихомирились, угомонились. Только от речистых воробьев покоя нет. Шум-гам. Крошки делят. Ох уж эта неосторожная городская тишина! Снова тишь опустилась на пруд. Она баюкает мое растравленное сердце.

Вода дышит. Она живая! На ее поверхности лопаются вынырнувшие из глубины пузырьки. Мелкие круги образуются от севших на воду букашек и взбрыкнувших рыбешек. Легкое прикосновение ветра гонит рябь к берегу. Потом зеркало воды разглаживается. Изображения деревьев в нем нечеткие, потому что небо сегодня серое. Вновь ветер растревожил гладь пруда.

В глубине вижу молчаливый сказочный слабо освещенный подводный «лес» — неподвижные густые заросли водорослей. Раздвигаю их руками. Они медленно и плавно колеблются, потом снова смыкаются и застывают, образуя таинственный полумрак заколдованного царства, на дне которого каждый камешек оброс тонким лохматым мхом.

Неожиданно включили фонтаны вокруг огромного ракитового куста, полощущего вислые ветви в самом центре пруда. Водяная пыль от высоких струй некоторое время вертикально перемещается вдоль пруда, а потом, постепенно снижаясь, тихо опускается на воду.

Тишина поглощает и растворяет мое волнение. Душа умиротворяется. Я осязаю запах осенней свежести, подставляю лицо теплому бледному солнцу и улыбаюсь.

Ватага ребят присела рядом со мной. Их веселые голоса отвлекают от созерцания. Слышу:

— Убежали мы с Ромкой погулять на речку. Родители разволновались. Нашел нас милиционер и говорит: «В клетку на целый день посажу. А там крысы».

— Ты крыс испугался?

— Нам тогда по шесть лет было...

Вернулась на квартиру. Из магазина пришла квартирантка хозяйки Лера и села к окну учить уроки. Она худенькая, голубоглазая, грустная. Я ерзала, ерзала на стуле, а потом не выдержала и подошла к ней. Мое внимание привлекла стоявшая на столе фотография огромного красивого здания. Поймав мой взгляд, Лера вдруг отвернулась, пряча набежавшие слезы, но быстро справилась с собой и сказала: