Дом предназначен на слом. Извините,если господствуют пыль в нем и мрак.Вы в колокольчик уже не звоните.Двери распахнуты. Можно и так.Всё здесь в прошедшем, в минувшем и бывшем.Ночь неспроста тишину созвала.Серые мыши, печальные мышивсе до единой ушли со двора.Где-то теперь собралось их кочевье?Дом предназначен на слом. Но сквозь тьму,полно таинственного значенья,что-то еще шелестит по нему.Мел осыпается. Ставенька стонет.Двери надеются на визит.И удивленно качается столик.И фотокарточка чья-то висит.И, припорошенный душною пылью,помня еще о величье своем,дом шевелит пожелтевшие крыльястарых газет, поселившихся в нем.Дом
предназначен на слом. Значит, кромене улыбнется ему ничего.Что ж мы с тобой позабыли в том доме?Или не все унесли из него?Может быть, это ошибка? А еслиэто ошибка? А если – она?..Ну-ка, гурьбой соберемся в подъезде,где, замирая, звенит тишина!Ну-ка, взбежим по ступенькам знакомым!Ну-ка, для успокоенья душикрикнем, как прежде: «Вы дома?.. Вы дома?!»Двери распахнуты. И ни души.
Черный «мессер»
Вот уже который месяци уже который год прилетаетчерный «мессер» —спать спокойно не дает.Он в окно мое влетает,он по комнате кружит,он как старый шмель рыдает,мухой пойманной жужжит.Грустный летчик как курортник…Его темные очкиприкрывают, как намордник,его томные зрачки.Каждый вечер, каждый вечеру меня штурвал в руке,я лечу к нему навстречув довоенном «ястребке».Каждый вечер в лунном свететоржествует мощь моя:я, наверное, бессмертен —он сдается, а не я.Он пробоинами мечен,он сгорает, подожжен,но приходит новый вечер,и опять кружится он.И опять я вылетаю,побеждаю, и опятьвылетаю, побеждаю…Сколько ж можно побеждать?
«Я жалею собак с нашей улицы…»
Я жалею собак с нашей улицы:очень грустно сидеть на цепи…Все они белозубы и умницы,только им не хватает степи!
Песенка о Сокольниках
По Сокольникам листья летят золотые,а за Яузу – лето летит.Мы с тобою, Володя, почти молодые —нам и старость в глаза не глядит.Ну давай,как в канун годового отчета,не подумав заняться другим,мы положим на стол канцелярские счетыи ударим по струнам тугим.И разлукой, и кровью, и хлебом мякинным,и победой помянем войну:пять печальных костяшекналево откинем,а счастливую – только одну.Все припомним, сочтем и учтем,и, конечно,непохожи на сказку и бред,побегут под рукойза колечком колечкоцвета радостей наших и бед.Ах, потери, потери – с кого мы их спросим?Потому,разобравшись во всем,два печальных колечка налево отбросим,три веселых направо снесем.…По Сокольникам сумерки сыплются синим,и домишки старинные спят.Навсегда нам с тобою, Володя Максимов,Каждый шорох за окнами свят.Навсегда-навсегда,меж ночами и днями,меж высокой судьбой и жильеммы вросли,словно сосны,своими корнями,в ту страну, на которой живем.
Осень в Кахетии
Вдруг возник осенний ветер, и на землю он упал.Красный ястреб в листьях красных словнов краске утопал.Были листья странно скроены, похожие на лица, —сумасшедшие закройщики кроили эти листья,озорные, заводные посшивали их швеи…Листья падали на палевые пальчики свои.Называлось это просто: отлетевшая листва.С ней случалось это часто по традиции по давней.Было поровну и в меру в ней улыбки и страданья,торжества и увяданья, колдовства и мастерства.И у самого порога, где кончается дорога,веселился, и кружился, и плясал хмельной немноголист осенний, лист багряный, лист с нелепоюрезьбой…В час, когда печальный ястреб вылетает на разбой.
По Смоленской дороге
Ж. Б.
По Смоленской дороге – леса, леса, леса.По Смоленской дороге – столбы, столбы, столбы.Над Смоленской дорогою, как твои глаза, —две вечерних звезды – голубых моих судьбы.По Смоленской дороге – метель в лицо, в лицо,всё нас из дому гонят дела, дела, дела.Может, будь понадежнее рук твоих кольцо —покороче б, наверно, дорога мне легла.По Смоленской дороге – леса, леса, леса.По Смоленской дороге – столбы гудят, гудят.На дорогу Смоленскую, как твои глаза,две холодных звезды голубых глядят, глядят.
Дежурный по апрелю
Ах, какие удивительные ночи!Только мама моя в грусти и тревоге:– Что же ты гуляешь, мой сыночек,одинокий,одинокий? —Из конца в конец апреля путь держу я.Стали звезды и круглее и добрее…– Мама, мама, это я дежурю,я – дежурныйпо апрелю!– Мой сыночек, вспоминаю все, что было,стали грустными глаза твои, сыночек…Может быть, она тебя забыла,знать не хочет?Знать не хочет? —Из конца в конец апреля путь держу я.Стали звезды и круглее и добрее…– Что ты, мама! Просто я дежурю,я – дежурныйпо апрелю…
О кузнечиках
Два кузнечика зеленых в траве, насупившись, сидят.Над ними синие туманы во все стороны летят.Под ними красные цветочки и золотые лопухи…Два кузнечика зеленых пишут белые стихи.Они перышки макают в облака и молоко,чтобы белые их строчки было видно далеко,и в затылках дружно чешут, каждый лапкой шевелит,но заглядывать в работу один другому не велит.К ним бежит букашка божья, бедной барышнейбежит,но у них к любви и ласкам что-то сердце не лежит.К ним и прочие соблазны подбираются, тихи,но кузнечики не видят – пишут белые стихи.Снег их бьет, жара их мучит, мелкий дождичеккропит,шар земной на повороте отвратительно скрипит…Но меж летом и зимою, между счастьем и бедойпрорастает неизменно вещий смысл работы той,и сквозь всякие обиды пробиваются в векахлеб (поэма), жизнь (поэма), ветка тополя (строка)…
«Когда известный русский царь в своей поддевочке короткой…»
Когда известный русский царь в своей поддевочкекороткой,усмешкой странной на губах и журавлиною походкойнапоминая давний свой портрет в ореховом овале,входил в присутствие, то все присутствующиевставали.В присутствии вставали все, хоть на царе былаподдевка.Неважно, что таилось в ней: дань старине илииздевка.Не думая, как взглянем мы на них – с надеждойили болью,—они вставали, словно лес, и ран не посыпали солью.Присутствующие тех лет, предшествующих теми прочих,не оставлявшие следов достойных у порогов отчих,стремятся в райские врата, все гимны скопомпрооравши,киркой, лопатой и пером ни разу рук не замаравши.И мы, присутствуя при сем со дня рожденья идо смерти,так расточительны подчас и так жалки в своемусердье,что лишь по нашему труду, по нашей лишьнедоброй волерастет, растет цена на соль тем более, чем больше боли.
Песенка о московских ополченцах
Над нашими домами разносится набат,и затемненье улицы одело.Ты научи любви, Арбат,а дальше – дальше наше дело.Гляжу на двор арбатский, надежды не тая,вся жизнь моя встает перед глазами.Прощай, Москва, душа твоявсегда, всегда пребудет с нами!Расписки за винтовки с нас взяли писаря,но долю себе выбрали мы сами…Прощай, Москва, душа твоявсегда, всегда пребудет с нами!
Гитара
Усталость ноги едва волочит,гитара корчится под рукой.Надежда голову мне морочит,а дождь сентябрьский льет такой…Мы из компании. Мне привычныи дождь и ветер, и дождь и ты.Пускай болтают, что не типичныв двадцатом веке твои черты.Пусть друг недолгий в нас камень кинет,пускай завистник свое кричит —моя гитара меня обнимет,интеллигентно она смолчит.Тебе не первой, тебе не первойпредъявлен веком нелегкий счет.Моя гитара, мой спутник верный,давай хоть дождь смахну со щек.