Затихнет шрапнель, и начнется апрель.На прежний пиджак поменяю шинель.Вернутся полки из похода.Хорошая нынче погода.Хоть сабля сечет, да и кровь все течет —брехня, что у смерти есть точный расчет,что где-то я в поле остался…Назначь мне свиданье, Настасья.Все можно пройти, и все можно снести,а если погибнуть – надежду спасти,а выжить – как снова родиться…Да было б куда воротиться.В назначенный час проиграет трубач,что есть нам удача средь всех неудач,что все мы еще молодые,и крылья у нас золотые.
«Он, наконец, явился в дом…»
Он,
наконец, явился в дом,где она сто лет вздыхала о нем,куда он сам сто лет спешил:ведь она так решила и он решил.Клянусь, что это любовь была.Посмотри – ведь это ее дела.Но, знаешь, хоть Бога к себе призови,все равно ничего не понять в любви.И поздний дождь в окно стучал,и она молчала, и он молчал,и он повернулся, чтобы уйти,и она не припала к его груди.Я клянусь, что и это любовь была.Посмотри – ведь это ее дела.Но, знаешь, хоть Бога к себе призови,все равно ничего не понять в любви.
«Нацеленный глаз одинокого лося…»
Нацеленный глаз одинокого лося.Рога в серебре, и копыта в росе.А красный автобус вдоль черного леса,как заяц, по белому лупит шоссе.Шофер молодую кондукторшу любит.Ах, только б автобус дошел невредим…Горбатых снопов золотые верблюдыупрямо и долго шагают за ним.Шагают столбы по-медвежьи, враскачку,друг друга ведут, как коней, в поводах,и птичка какая-то, словно циркачка,шикарно качается на проводах.А лес раскрывает навстречу ворота,и ветки ладонями бьют по лицу.Кондукторша ахает на поворотах:ах, ей непривычно с мужчиной в лесу!Сигнал повисает далекий-далекий.И смотрят прохожие из-под руки:там красный автобус на белой дороге,у черного леса, у синей реки.
Божественное
Когда с фронтона Большого театра,подковами бронзовыми звеня,стремительно скатывается квадригаи мчится в сумерках на меня,я вижу бег ее напряженный,она – уже рядом, невдалеке,там – белокурый Бог обнаженный,вьюгой февральскою обожженный,с поводом ненадежным в рукеизгибается на передке.Стужей февраль пропах и бензином.Квадрига все ускоряет бегпо магазинам, по магазинаммимо троллейбусов, через снег,чтобы под дикий трезвон уздечкипрочно припасть на все временак розовым россыпям сытной гречки,к материкам золотого пшена,чтоб со сноровкою самой будничнойи с прилежанием на челемеж пьедесталом своим и булочнойв уличной кружить толчее…С Духом Святым и Отцом и Сыномпо магазинам… по магазинам…
Храмули
Храмули – серая рыбка с белым брюшком.А хвост у нее как у кильки, а нос – пирожком.И чудится мне, будто брови ее взметеныи к сердцу ее все на свете крючки сведены.Но если вглядеться в извилины жесткого дна —счастливой подковкою там шевелится она.Но если всмотреться в движение чистой струи —она как обрывок еще не умолкшей струны.И если внимательно вслушаться, оторопев, —у песни бегущей воды эта рыбка – припев.На блюде простом, пересыпана пряной травой,лежит и кивает она голубой головой.И нужно достойно и точно ее оценить,как будто бы первой любовью себя осенить.Потоньше, потоньше колите на кухне дрова,такие же тонкие, словно признаний слова!Представьте, она понимает призванье свое:и громоподобные пиршества не для нее.Ей тосты смешны, с позолотою вилки смешны,ей чуткие пальцы и теплые губы нужны.Ее не едят, а смакуют в вечерней тиши,как будто беседуют с ней о спасенье души.
Фрески
1. Охотник
Спасибо тебе, стрела,спасибо, сестра, что так ты круглаи остра,что оленю в горячий боквходишь, как Бог!Спасибо тебе за твое уменье,за чуткий сон в моем колчане,за оперенье, за тихое пенье…Дай тебе Бог воротиться ко мне!Чтоб мясу быть жирным на целую треть,чтоб кровь была густой и липкой,олень не должен предчувствовать смерть…Он долженумеретьс улыбкой.Когда окончится день,я поклонюсь всем богам…Спасибо тебе, Олень,твоим ветвистым рогам,мясу сладкому твоему,побуревшему в огне и в дыму…О Олень, не дрогнет моя рука,твой дух торопится ко мне под крышу…Спасибо, что ты не знаешь моего языкаи твоих проклятий я не расслышу!О, спасибо тебе, расстоянье, что яне увидел оленьих глаз,когда он угас!..
2. Гончар
Красной глины беру прекрасный ломотьи давить начинаю его, и ломать,плоть его мять, и месить, и молоть…И когда остановится гончарный круг,на красной чашке качнется вдругжелтый бык – отпечаток с моей руки,серый аист, пьющий из белой реки,черный нищий, поющий последний стих,две красотки зеленых, пять рыб голубых…Царь, а царь, это рыбы раба твоего,бык раба твоего… Больше нет у него ничего.Черный нищий, поющий во имя его,от обид обалдевшего раба твоего.Царь, а царь, хочешь, будем вдвоем рисковать:ты башкой рисковать, я тебя рисовать?Вместе будем с тобою озоровать:Бога – побоку, бабу – под бок, на кровать?!Царь, а царь, когда ты устанешь из золота есть,вели себе чашек моих принесть,где желтый бык – отпечаток с моей руки,серый аист, пьющий из белой реки,черный нищий, поющий последний стих,две красотки зеленых, пять рыб голубых…
3. Раб
Один шажоки другой шажок,а солнышко село…О господин,вот тебе стожоки другой стожокдоброго сена!И все стога(ты у нас один)и колода меда…Пируй, господин,до нового года!Я амбар – тебе,а пожар – себе…Я рвань, я дрянь,меня жалеть опасно.А ты живи праздно:сам ешь, не давай никому…Пусть тебе – прекрасно,госпоже – прекрасно,холуям – прекрасно,а плохо пусть —топору твоему!
«Человек стремится в простоту…»
Человек стремится в простоту,как небесный камень – в пустоту,медленно сгораети за предпоследнюю чертунехотя взирает,но во глубине его очей,будто бы во глубине ночей,что-то назревает.Время изменяет его внешность.Время усмиряет его нежность,словно пламя спички на мосту,гасит красоту.Человек стремится в простотучерез высоту.Главные его учителя —Небо и Земля.
Эта комната
К. Г. Паустовскому
Люблю я эту комнату,где розовеет верескв зеленом кувшине.Люблю я эту комнату,где проживает ересьс богами наравне.Где в этом, только в этомнаходят смысли ветромсмывают гарь и хлам,где остро пахнет векомчетырнадцатымс векомдвадцатым пополам.Люблю я эту комнатубез драм и без расчета…И так за годом годлюблю я эту комнату,что, значит, в этом что-то,наверно, есть, но что-то —и в том, чему черед.Где дни, как карты, смешивая —грядущий и начальный,что жив и что угас, —я вижу, как насмешливо,а может быть, печальноглядит она на нас.Люблю я эту комнату,где даже давний берегтак близок – не забыть…Где нужно мало денег,чтобы счастливым быть.