Наедине с собой

Сухомозский Николай Михайлович

С приватизацией ситуация воистину мефистофельская: продают те, кто ничего не создавал, а

покупают те, чьим потом каждый объект в буквальном смысле слова окроплен.

***

В первых числах августа, придя на работу, сотрудники Новоуренгойского горкома КПСС увидели, что вывеска разбита. Тут же обратились с заявлением в местный отдел милиции. 9 августа пришел

ответ: «Сообщаем, что Ваше заявление по факту уничтожения неизвестным вывески ГК КПСС

рассмотрено. В возбуждении уголовного дела отказано… в силу малозначительности, не

представляющей общественной опасности. С постановлением об отказе Вы можете ознакомиться

в Новоуренгойском ГОВД. Данное постановление Вы вправе обжаловать прокурору г. Н.

Уренгой».

Не спорю, уничтожение вывески общественной опасности не представляет. Но чтобы секретарю

горкома предложили придти ознакомиться с постановлением, а не привезли ему в кабинет на

полусогнутых, – значит очень и очень много. А именно: коммунистической партии – хана. Если

перейти на феню, то к КПСС в данном случае отнеслись, как к опущенному (петуху) на зоне.

Обидно, а прокукарекать – остальных насмешить.

***

Вечер. Мы с женой сидим в своей новоуренгойской комнатухе. Вдруг по ТВ – сообщение о

поражении ГКЧП. Спустя полчаса – более подробная информация. Я – супруге:

– Одевайся!

– Зачем? – удивленно смотрит она на меня.

– Пойдем!

– Куда?!

– На работу!

– Ты что?!! Отчего вдруг? И что будем там делать?

– Заберем свои вещи.

Супруга все понимает и начинает молча собираться.

Дело в том, что по приезду в Новый Уренгой мы жили в так называемом пансионате – гостинке. И

наиболее ценные, с нашей точки зрения, предметы хранили в моем рабочем кабинете в сейфе.

По дороге к зданию (редакция «Вестника Уренгоя», где мы оба работали, находилась в одном

здании с горкомом КПСС) зашли домой, благо он жил по соседству, ко второму секретарю

Владимиру Дектярю. Объяснили ситуацию и попросили открыть помещение. Он согласился и

пошел с нами.

Выбрав все вещи из сейфа на два отделения (там хранились даже выходные туфли супруги), мы

двинулись назад. Не влезли в наши сумки лишь несколько рулонов туалетной бумаги (нет, в

сейфе, несмотря на дефицитность, ее не берегли, просто купили накануне и бросили туда до

завтра).

Следующий день – суббота – весь коллектив отправлялся на грибы. Место сбора было назначено у

горкома. Еще издали мы увидели КАМАЗ. «Странно, почему КАМАЗ? – подумал я. – Ведь речь

шла об автобусе».

Подходим к тем, кто уже собрался. Интересуюсь, что за грузовик. Мне отвечают: охрана.

– Какая еще охрана? – не врубаюсь я.

– Какая, какая?! – передразнивает меня кто-то из комитета комсомола. – Здание опечатали, вот

милиция и стережет, дабы мы туда тайно не проникли.

Я все еще не верю. Иду к КАМАЗу, заглядываю в кабину. Там действительно сидят два

милиционера.

– И давно вы здесь? – спрашиваю.

– А ты кто такой, чтобы мы перед тобой отчитывались?! – огрызается один из них.

– Журналист, – говорю я правду.

– Да с ночи! – нехотя отвечает второй. – Однако какую-либо информацию нам давать запрещено.

Я понимающе киваю головой и направляюсь к грибникам.

Забегая вперед, скажу: в КАМАЗе, сменяя друг друга, стражи порядка дежурили до понедельника.

И так – наверняка по всей стране. Это ж сколько сил было отвлечено от борьбы с разбойниками, ворами, бандитами на ничтожную работу по охране зданий партийных комитетов!

***

У 17-летних все впереди – молодость, первая любовь, поступление в институт, женитьба, рождение ребенка и т. д.

У 40-летних – только ожидание. Пенсии.

У 60-летних – тоже ожидание. Но уже… смерти.

***

Утром в понедельник у здания горкома собрались руководители расквартированных там

организаций (кроме партийного и комсомольского городских комитетов, редакции газеты, еще и

комитет народного контроля, ветеранская организация, туристическое бюро). Появились прокурор

Уренгоя (видимо, решил, что, в случае чего, личное присутствие будет оправдать легче, чем

собственноручно подписанный ордер на обыск) и какой-то депутат местного Совета. Сорвали

бумажку, «опечатывающую» здание, и вошли.

Не буду говорить, как проходил обыск в остальных кабинетах – меня там в этот момент не было.

Расскажу о своем.

Итак, первым делом прокурор попросил открыть сейф. (Я мысленно похвалил себя за пятничную

предусмотрительность: докажи теперь, что находящиеся в нем вещи – моя собственность еще с

Ашхабада, а не взятки). Беру ключ, открываю верхнее отделение. Торичеллиева пустота.

– Второй! – дает команду прокурор.

Распахиваю дверцу. Сцена – почти из «Ревизора»: взору «дознавателей» предстают… пять

рулончиков пипифакса. На меня смотрят, как на Джеймса Бонда, сумевшего в последний момент

спрятать концы в воду.

Депутат – вы не поверите – бросается к стулу, становится на него и тянется к портрету Ленина, висящему на стене. Честное слово, в этот кабинет я занимал пять месяцев, но понятия не имел о

портрете. Не обращал внимания на стены. Депутат, между тем, начал яростно елозить по обратной