Нагота
Шрифт:
— Куда? — удивился он.
— Уже все решено. Вам остается только поднять руку, сказать «да». В домовую баню Гатыня. Как выяснилось, в его латифундии, помимо всего прочего, имеется баня. Сколько часов потребуется, чтобы поднять пары?
— При современной технике — недолго. Раз-два, и готово.
— Что сравнится с настоящей деревенской банькой? Молодой человек, не вешайте головы, сейчас со свистом попаримся.
Свистеть в бане запрещается. Свистом призывают лукавого...
— Если бы все, кого мы призываем, да всегда бы отзывались...
— Банные заповеди категоричны и строги: кто помочится в бане, у того век руки будут потеть; кто в бане раздавит блоху, счастье свое загубит; кто в ведрах оставит воду, тот, как бочка, растолстеет. А помылся, во весь рост выпрямись, окатись из шайки со словами: вода вниз теки, меня вверх выноси!
Ему было все равно. Возможно, в компании Апариода и Гатыня даже лучше. Громогласные споры, шумные речи отвлекут его, успокоят, подобно шороху дождя или плеску волн. По крайней мере, не придется терзаться наедине с собственными мыслями.
— Гатынь, хоть раз ответьте безо всяких уверток: как вам кажется — есть бог или нет?
— Может бога и нет, но черт непременно должен быть.
У гастронома Апариод вылез из машины, а немного погодя показался в дверях.
— Ребята, помогите вытащить ящик с пивом. Шофер, открывайте багажник!
Сам Апариод нес целую охапку свертков, пакетов, банок. Гатынь схватился за голову.
— Да куда вы все это денете?
— Спокойствие, спокойствие. У латышей и радость не в радость, если под конец не удастся набить брюхо. Ничего не забыли? Может, взять зеленое мыло?
— Будет вам мыло.
— Ну тогда поехали.
— Тронулись!
Угрюмость шофера улетучивалась, он улыбался и, видимо, всем был доволен.
Они промчались по центру, поток машин и прохожих уже схлынул. Откуда-то возвращались разукрашенные увядшими березками машины с экскурсантами. Жены вели домой мужей и сонных детей. На перекрестках прощались, разбредались в разные стороны пестрые ватаги молодежи.
При свете дня могучие деревья парка выглядели несколько обыденно. На разрытой улице клубилась пыль. Объезд тянулся вдоль незасеянных полей, мимо старого коровника каменной кладки, — должно быть, остался от прежнего поместья на окраине. А за коровником начиналась улица, домишки посреди зеленых садов.
— Вот уже и баня дымит! Ай да Велта — догадалась затопить! — оживился Гатынь, тыча пальцем в ветровое стекло.
— Но откуда ей было знать?
— Супружеская жизнь обостряет предчувствия.
Во дворе, сразу за калиткой, стояла красная «Ява». Гатынь мимоходом нажал кнопку сигнала, когда же раздался отрывистый гудок, вздрогнул и дернулся в сторону.
— Вы что, купили мотоцикл?
— Да нет, кажется.
Из сада доносились голоса. Апариод, вытянув шею, потянул носом воздух.
— Что там такое? Пахнет жареными колбасками.
— Понятия не имею.
Первым, кого он увидел, был Тенисон. Сияющий, распираемый самодовольством, с идиотской победной ухмылкой на лице. Рядом с Тенисоном стоял мотоциклист в черной кожаной куртке. Так вот оно что!
— ...наконец-то и хозяин явился, ур-ра, ну, точно сговорились, видно, судьба... Марика, подавай стаканы, выпьем за встречу... баня уже топится, а я не знала, как быть... где ты пропадал, как ушел с утра...
Но всю эту звонкую разноголосицу перекрывал торжествующий смех Тенисона.
Марика сидела на расстеленном на траве одеяле. Молодая, полнеющая женщина рядом с нею, наверно, была Велта, жена Гатыня. Гатынь опять старался удержать на переносице очки, они то и дело соскальзывали, хотя их столь же энергично водворяли на место. Апариод, указывая на ящик с пивом, говорил ему что-то, Гатынь только пожимал плечами, поглаживал подбородок, наконец подвел Апариода к Велте.
— Гей, Варис, старый плут, видишь того кореша?.. — Мотоциклист подталкивал Тенисона сквозь толчею, а пальцем тыкал в его сторону.
— Вижу, вижу. Сейчас вас познакомлю.
— Спасибо, ешьте сами, мы уже знакомы.
Для Тенисона это было ударом. Такого оборота он не ожидал.
— С каких это пор?
— С младых ногтей, старичок, с младых ногтей,
— Нет, правда, шутки в сторону.
— Какие тут шутки! За такие шутки Каин убил Авеля.
— Но тогда вы, надо полагать, давненько не виделись?
— Как же, как же. Без трех дней неделя.
Мотоциклист уже стоял перед ним, изо всех сил дубася его по плечу. Обнял железной рукой. Помял, потрепал, стукнул в грудь кулаком. Тенисон не отступал от них ни на шаг.
— Что поделываешь здесь, корешок?
— Ничего. Просто так.
— Врешь, змей! Меня не проведешь. На такие дела у меня нюх. На поверку, выходит, ты тоже парень не промах. А я почему-то думал, что ты размазня.
Было бы глупо ждать от него деликатности, такта, зато он всегда говорил, что лежало на сердце.
— А ты чего здесь?
— В гостях, проездом. Видишь ли, вот этот прохвост Варис доводится мне родичем. Так, седьмая вода на киселе, пришей кобыле хвост.
— Понятно...
— Удивляться тут нечему, старая истина: друзей выбираем сами, а родичей — каких бог пошлет.
— Зато родич, глядишь, ошарашит тебя каким-нибудь сюрпризом. — Неожиданно Тенисон прищурил левый глаз, точно прицеливался бильярдным кием.
— Успокойся, старый плут, обойдемся без сюрпризов. Так вот зачем Тенисон старался удержать его «по крайней мере до воскресенья, до вечера»! Что-то сейчас должно произойти, тут никаких сомнений. Слишком долго Тенисон терпел, выжидал и уж теперь на полпути не остановится. Он готовил скандал. Он спал и видел скандал. Ему позарез был нужен этот скандал. Очевидно, в отместку за адресованные Марике письма.