Наливайко
Шрифт:
— Наведывался Лейба, с Шостаком говорил. Матвей собирается тоже на Литве зазимовать, потому что на Украине Лобода походил и, верно, заляжет где-нибудь на Брацлавщине или в Киеве…
— Что Матвей будет близко от нас, это хорошо.
А Придётся ли зимовать нам й ему на Литве — об этом подумать надо. Я получил достоверные сведения, что Криштоф Радзивилл угрожает пойти на нас с войском — и пойдет, королевские декреты на то получил. Запасемся порохом и на Украину зимовать двинемся. Лобода на Украине и помогает нам, и вредит. Помогает тем, что бунтует уже против панов, пусть и из-за личных обид и недовольства. А вредит тем, что под нашим именем не щадит ни горожанина, ни селянина.
— Непутевая голова. Не зря полковник Нечипор предсказывал, что не своею смертью умрет Григор Лобода. Рассказывают о нем странные вещи, а я знавал когда-то иного Лободу. То ли не знает он, чего душа казацкая желает, то ли желания эти измельчали. Лобода стареть начинает, на собственный хутор, на пасеку, на мягкую постель, нежными руками постеленную, потянуло Григора. Не тот уже это Лобода, что Килию брал, что с простым казаком за панибрата был. Нобилитация, шляхетство душу ему засорили, загнивает она.
— Где же твои послы? О Лободе нам еще придется свое слово сказать.
— Как сумел, и я сказал о нем в Сечи. Жаль казака… А послы у меня, при коннице. Пойдем к ним…
В слуцком замке у Виленского каштеляна Яронима Ходкевича гостил пан Скшетуский, дальний родственник ею жены. При дворе короны Речи Посполитой Польской пан Скшетуский выполнял какие-то секретные дипломатические поручения и считал себя дипломатом не меньшим, чем Ян Сапега или даже сам Замойский. Род Скшетуских не мог похвастать старинной родословной. Отец Скшетуского содержал в Кракове хорошо обставленный публичный дом для высокопоставленной шляхты, в угоду которой иногда не жалел и собственной жены. Рождение сына Казимира использовал для приобретения шляхетского звания: бездетный король Сигизмунд-Август, последний потомок Ягеллонов, пользовался услугами дома старшего Скшетуского, и сама Скшетуская (мазовецкая шляхтянка) пленила короля своим на удивление нежным обхождением… Муж позаботился о свидетелях, а спустя некоторое время достаточно ясно намекнул королю о рождении сына и о королевской крови в его жилах. Только известная всему свету бездетность короля не дала права маленькому Казимиру стать королевичем. Но ловкость старого Скшетуского принесла ему звание шляхтича, приблизила родню ко двору короны и сделала Казимира Скшетуского дипломатом. Унаследовав от отца незаурядную ловкость в услуживании высоким особам, Казимир Скшетуский ожидал от Сигизмунда Вазы особых привилегий и на кресах Польши выполнял иногда дела, которые никто ему не поручал. Мечтал и о собственном фамильном гербе: лозовый плетеный щит, на нем — черное с коричневыми волнами поле, а на поле — лежит Москвин, прижатый к земле крестом и саблей в руках польского жолнера (точь в точь как в маскараде на свадьбе у Яна Замойского еще с Гржижельдою Баториевной). Он даже заказал французскому мастеру в Варшаве образец печатки с таким гербом.
В замке узнали о событиях в Луцке, узнали, что Наливайко немилосердно наказал шляхту, не пускавшую его в город и не желавшую продать ему порох. Гонцы донесли, что Наливайко со всей армией вышел оттуда через слуцкие ворота, и это окончательно снизило настроение гостеприимного каштеляна.
— Этот лотр князя Острожского двинулся на Литву. Старый князь, верно, в союзе с ним и затеял все это дело, чтоб оттянуть заключение унии. И представьте себе, пан Скшетуский, у этих грабителей свои идеи.
— Но какие «идеи» могут быть у этого украинского быдла? Бездельники, оборванцы… Научились владеть огнивом, чтобы сжечь усадьбу у пана, и ножом, чтобы зарезать своего беспечного господина.
— Бездельники эти организованы в армию, пан Казимир. Не ножами, а пушками воюют. Это целая боевая армия. Городские судьи с такими ничего не сделают.
— Вот так так! Значит, пан каштелян хочет коронные полки против грабителей выставлять?
Казимир Скшетуский тоненько и едко рассмеялся. Так хихикал его отец, сообщая Сигизмунду-Августу о рождении сына. Это был смех угодливый и угрожающий, смех человека, который «зубы проел» на гораздо более хитрых делах, чем поход какого-то там недобитого паном «украинского скота».
— Вы смеетесь, пан Казимир, однако я не понимаю этого смеха, — в тоне Ходкевича прозвучали удивление и обида. — На Слуцк наступает пятитысячная армия, вооруженная пушками императора Рудольфа, если верить слухам — вооруженная саблями турецких ханов и ненавистью хлопа к шляхте, пан Казимир.
— Вот вы уже и нервничаете, пан Яроним, это плохо. Да простит меня ваш литовский гонор, но должен ответить на упрек. Литва у Москвы учится военной тактике, а ей нужно было бы польскую, западную усвоить.
— Слова — ответственные даже и для дипломата. Однако не более разумные, чем ваш смех, пан Скшетуский. Давать отпор вооруженному нападению Москва умеет, и у нее не вредно поучиться этому.
— Пану Ярониму эти панегирики Москвину не совсем к лицу, будем считать их лишь полемическим приемом. Польская военная сила учится западной тактике, и именно поэтому, дорогой пан Яроним, мы расширяем наши границы на кресах…
— Так вы бы, пан Казимир, и научили нас, как при помощи польской тактики избавиться от этой напасти — от Наливайко, — иронически заметил Ходкевич.
Скшетуский медленно поднялся с кресла и совершенно серьезно спросил озабоченного своими мыслями каштеляна:
— Так вы, пан каштелян, любезно вручаете мне судьбу Слуцка?
— О, пожалуйста, пан Скшетуский! Пан Радзивилл будет рад, узнав, что вы позаботились о нашей
Судьбе… С чистой душой вручаю. Какие будут приказы? Вызвать пана Униховского?
— Вы не шутите, пан Ходкевич?
— Господь бог мне свидетель… — пожал плечами каштелян: Ходкевич рад был сложить с себя ответственность за безопасность города.
Это окончательно разожгло Скшетуского, и он предложил:
— Немедленно отправить посольство к тому грабителю.
— Посольство? Вы думаете упросить их? Никудышная тактика, пан Казимир.
— Не упросить, а… прибегнуть к стратегии, пан Яроним. С посольством пойду я, переодетый… ну, хотя бы под мастерового. Эти слои общества, говорят, пользуются у грабителей доверием. Наберите несколько мещан из верных людей, — желательно бы найти хотя бы одного украинца, — и пойдем от имени городского общества приглашать Наливайко, чтобы он помог в Слуцке… шляхту проучить, хе-хе-хе!
— Я совершенный остолоп в высокой дипломатии, пан Скшетуский. Речь идет об отпоре насильникам, вооруженным пушками и ружьями, а вы предлагаете пойти к ним с приглашением. Ничего не понимаю. Луцк приглашал… А потом, когда отказался продать им порох, эти разбойники силой ворвались в город и взяли то, что им нужно было.
— Спокойно, спокойно, спокойно… Вы, пан Ходкевич, напрасно торопитесь. Я уверю разбойников, что город ждет их с хлебом-солью, а родовитые шляхтичи дрожат от страха… Вот и все, хе-хе-хе!