Наливайко
Шрифт:
— Царица мира! Да это же голова пана Скшетуского… — ужаснулся Ходкевич.
— Она самая, ваша милость каштелян. Гадючья голова лучшего не заслужила…
— Пан так хвалился польской стратегией…
Сгоряча каштелян взял щит с головой Скшетуского обеими руками и не знал, куда деваться с ним.
Догадливый гайдук принял у него этот подарок, и каштелян ухватился за старинный длинный меч, чтоб добыть его из ножен… Полковник Униховский выхватил саблю.
— Стойте, говорю! — снова приказал казак, ловко выбив из рук Униховского его кривую польскую саблю. — Не терпится вам, насильники несчастные… Я — старшой украинского войска Северин Наливайко!
Ходкевич так и не вынул свой меч. Гайдуки осадили коней, готовясь к бою, но воевода поднятой рукою остановил их. Его предупредил Униховский.
— Пан каштелян и я… принимаем предложение казака…
— Пана старшого, пожалуйста, пан полковник, — подсказал сотник Дронжковский.
— Да. Мы… принимаем это предложение, — подтвердил и Ходкевич.
— Опять польская стратегия? Ну, хорошо, глядите же, берегитесь, пан каштелян. Глядите, чтоб соглашение было выполнено. Сегодня вечером придем с войском… Сотник, забирайте ребят, поезжайте в лагерь, я задержу погоню…
Лицо Наливайко зацвело той ужасной улыбкой, с какой он всегда шел в бой. Коня своего он осадил назад. Два гайдука бросились за казаками, но неожиданный прыжок вороного в их сторону — и один из них без руки повалился на гриву своего коня.
— Я с вами, пан старшой! — услышал Наливайко голос сотника Дронжковского.
— Не нужно. Пан сотник хороший ученик, но непослушный воин. Гоните к лагерю, я приказываю вам. Вон по улице драгуны скачут.
Увидел драгунов и Униховский. Спешенный гайдук подал ему саблю, но полковник в страхе лишь повертывал коня то к драгунам, то к Наливайко, который тем временем, отступая все дальше в проулок, ловко рубился с гайдуками.
— Дьявол! Рубайте его!.. — наконец обрел голос Униховский.
Но Наливайко, улучив момент, пустил коня на высокий тын. Даже застонал испытанный конь. Бешеным прыжком перескочил через тын и понесся со своим улыбавшимся всадником. Драгуны с Униховским доскакали до тына, но их кони не могли взять его. Бросились в обход, но Наливайко уже бесследно исчез.
А Ходкевич так и остался, как вкопанный, стоять среди улицы, все еще держась рукой за не вынутый из ножен меч.
— Что же, пан каштелян! В бой, нас грабят! — крикнул Униховский, вернувшись с драгунами на улицу.
Ходкевич напомнил про обещание казакам, но, не получив ответа, махнул рукой и двинулся за Униховским.
На улице валялась прибитая саблей к лозовому щиту голова дипломата Скшетуского, а рядом — рассеченный сотником Дронжковским неосторожный гайдук.
Сдавленный тучами воздух еще больше потеплел. Посыпал густой, лапчатый снег.
7
Короткий день прошел в военных заботах. Полковник Униховский начинал терять веру в умственные способности Ходкевича. В течение целого дня доказывал он ему, что казаки, конечно, пойдут глухой дорогой и нападут на город! через бобруйские ворота. Кто же, кроме пана Ходкевича, не понимает того, что грабители выберут не кратчайший путь от Копыля, а пойдут к Слуцку лесом, со стороны бобруйских ворот, — там, где город совершенно не защищен?
— Та дорога к Слуцку проложена восточными грабителями, пан Ходкевич. Какой же, скажите пожалуйста,
— Так — ведь у этих грабителей регулярная армия, пан полковник. Значит, могут пойти варшавской дорогой? Пану полковнику известна дерзость этого разбойника Наливайко: возьмет и пойдет к варшавским воротам, даст бой на этом открытом степном плацу.
— Не пойдет и боя не даст. Под Копылем шли ночью, как на свадьбу, потому что не ждали сражения. А теперь знают, что мы ждем их с оружием в руках, и будут искать более удобных для грабительского нападения дорог. Бобруйские ворота даже мосточка никакого не имеют, — иди прямо в город.
Ходкевич еще не принял решения. Известия, полученные еще летом, говорили, что Наливайко командует вполне организованной регулярной армией. Луцкие события показали, что одной только городской стражей не отобьешься от Наливайко, как отбились бы от обычных грабителей из дикой дубравы. Защищать город от такого нападения нужно не только полагаясь на численность войск, но и разумно используя их.
— Считаю, что нападающие изберут варшавскую дорогу и именно ее мы должны самым бдительным образом охранять главными силами. Наше ночное нападение в Копыле казаки не простят нам и захотят отблагодарить нас в бою, а не просто ворваться в город и изнасиловать неосторожную шляхтянку… На защиту бобруйских ворот выставим охрану в сотню драгунов. Не мешает послать опытных [разведчиков на обе дороги.
— И это я сделал, пан каштелян: двух шляхтичей-драгунов послал еще в полдень на варшавскую дорогу. Жду их с минуты на минуту. Это будет последним доказательством вашей жестокой ошибки, пан каштелян. Стратегия наша…
О, прошу, только без этого… слова. С тяжелой руки покойника Скшетуского оно утратило для меня свой обычный смысл. Стратегия панства — это пышный, прошу простить, наряд паненки, которым она старается заменить dziewictwo stracone…
— Пан каштелян употребляет слишком смелые сравнения…
— Еще раз прошу извинить, пан полковник. Однако в нашем положении нужно не блестящее слово, а здравомыслие и знание позиции.
Униховский сдержал себя и молча снес обиду. Он должен был подчиняться этому каштеляну, но решил во что бы то ни стало переубедить его! От этого зависит его, Униховского, успех в жизни. Коронный канцлер Ян Замойский, а то и сам король могут послать Униховского на другую войну польным гетманом, если он справится в Литве. Ни Язловецкий, ни Лобода не справились с нобилитованными казаками на Украине, распустили их и даже сами возглавили незаконные нападения на татар и турок. Пан Униховский прекратил бы это своеволие казачье, превратил бы Приднепровье в надежную крепость короны польской — против неверных с юга, и против Москвина с востока… Но то были честолюбивые мечты далекого будущего. А пока надо было защищать Слуцк.,
Кончался день, а войска по приказу каштеляна все еще оставались скученными на варшавской дороге, между городом и непроходимыми лесами с запада. Жди с часу на час, что Наливайко ворвется в го, род по совершенно не защищенной дороге через бобруйские ворота.
Полковник держался в стороне от каштеляна. Поражение под Слуцком было для полковника очевидным. А разве станет Замойский доискиваться, кто повинен в слуцком поражении, кто ставил войска и кто их не ставил? Обвинит полковника Униховского, своего уполномоченного в военных делах, и закажет ему на долгие годы и думать о королевских привилегиях.