Наперекор судьбе
Шрифт:
Мадам Андре шумно наливала воду в кофейник, потом вслух считала количество ложек засыпаемого кофе. Наконец кофейник оказался на плите.
– Я буду скучать по вас, мадемуазель.
– И я буду скучать по вас, дорогая мадам Андре.
О ее отъезде до сих пор не было сказано ни слова. Зачем, когда и так ясно?
Люк пытался протолкнуться сквозь толпу, поднимавшуюся к выходу из метро. Люди шли вплотную, не желая расступаться. Когда наконец он выбрался на площадь Сен-Сюльпис, ему показалось, что площадь
Потом он понял. Люди жадно читали газеты и тут же передавали их другим. Вечерние газеты. На лотке не осталось ни одного экземпляра. Люк примкнул к небольшой толпе, собравшейся вокруг девушки. Все читали обращение генерала Пьера Эрина, командира Парижского гарнизона. «Столица будет защищаться до последнего».
Время успокоительных фраз закончилось. Немцы находились на подступах к Парижу.
Адель со вздохом поставила кофейную чашку. Теперь уже по-настоящему пора. Лукас дремал на стуле, посасывая большой палец. В другой ручонке была зажата игрушечная корова. Нони листала книжку с картинками.
Веселая музыка, лившаяся из приемника, внезапно смолкла.
– Опять выпуск новостей, – сказала мадам Андре, выключая радио. – Надоела эта скукотень.
Она смотрела на Адель, потом вдруг развела свои пухлые руки, раскрывая объятия. И Адель бросилась в эти объятия. Ее окутало запахом пота и чеснока. Не самые любимые ее запахи, но ей стало спокойно. Захотелось еще немного побыть в объятиях старой француженки. Ростом она была выше, чем мадам Андре, и смотрела на седую голову консьержки, стараясь улыбаться.
– Вы были так добры ко мне.
– Мне было легко и приятно с вами, мадемуазель. Берегите себя и деток. Очень берегите.
– Да. Конечно, мадам. И если… когда мсье Либерман вернется домой, не говорите ему, куда я уехала.
– Ничего я ему не скажу.
– Я бы никуда не поехала, но… по-другому никак.
– Да, мадемуазель. Я понимаю.
Адели почему-то показалось, что это не просто обычные вежливые слова.
– Спасибо вам, мадам Андре. За все.
– Вы мне всегда очень нравились, мадемуазель. Вы и ваши детки. Давайте я провожу вас до машины и помогу усадить детей.
– Спасибо, мадам Андре.
Домой. Он должен как можно скорее попасть домой. Люк побежал через площадь, когда где-то на полную мощность включили радио. Потом еще и еще. Слова радиообращения теперь доносились из каждого кафе, из каждого открытого окна. Оглушающе громкие. Люк остановился возле столиков ближайшего кафе, словно какая-то невидимая мощная сила заставила его это сделать. Рядом стояли ошеломленные парижане и молча слушали. У многих текли слезы.
«Если немцы вторгнутся в Париж, мы будем защищать каждый камень, каждый клочок земли, каждый фонарный столб и каждый дом. Мы скорее предпочтем превратить наш город в груду развалин, чем
Домой. Он должен идти домой.
А потом над толпой, словно большие снежинки, закружились листовки. Их передавали из рук в руки. Их торопливо клеили на стены, фонарные столбы и писсуары. «Citoyens! Aux armes» [63] .
Люк внимательно прочитал листовку, чтобы все запомнить и потом пересказать Адели.
Нони и Лукас уже сидели в машине. Лукас по-прежнему прижимал к себе игрушечную корову.
– Лукас, а ну верни игрушку мадам Андре.
– Не надо. Зачем она мне? Пусть возьмет. Нони, держи книжку. Maman тебе ее вечером почитает.
– Maman, ты почитаешь?
– Обязательно.
Где-то они окажутся сегодня вечером. Наверное, будут сидеть в машине. И спать им тоже придется в машине. Но ведь это не помешает ей почитать детям перед сном. Адель завела мотор и через открытое окошко послала мадам Андре воздушный поцелуй. Та улыбнулась, хотя по пухлым щекам градом катились слезы.
– Постойте! Вот, возьмите. – Мадам Андре полезла в карман фартука, вытащила два яблока и подала в окошко машины. – Детям.
А совсем неподалеку, на площади Сен-Сюльпис, Люк отдал свою листовку и стал проталкиваться сквозь густеющую толпу. Это был настоящий кошмар. Ему казалось, что он задохнется в сжимающемся людском кольце… Вот и улица. Его улица, его дом, его дети и Адель.
– Au revoir, chère мадемуазель Адель. Я так думаю, вы в Англию собрались?
Адель впервые услышала от нее этот вопрос.
– Да, – ответила Адель, стремясь говорить твердо и убедительно. – Я возвращаюсь в Англию. Домой.
Глава 28
Глубина траншей была вполне приличной – около шести футов. Их опоясывала колючая проволока. Каждый субъект, не имеющий права находиться в них или рядом, рисковал попасть под заградительный огонь.
– Мы устроили чертовски мощную линию обороны, – удовлетворенно произнес лорд Бекенхем.
Он стоял возле окна в фасадной части дома и смотрел на свой рубеж, преграждающий доступ со стороны Оксфорда.
– У нас отличное местоположение. Откуда бы ни наступал враг, мы его заметим. Во всяком случае, я на это надеюсь. Зададим им порку по первое число. Наши люди готовы к любым сражениям.
Леди Бекенхем хотела сказать, что порка, обещанная лордом Бекенхемом и его отрядом самообороны, едва ли компенсирует вторжение немецких войск, если таковое произойдет, но потом решила промолчать. Устройство оборонительных рубежей на подступах к поместью вдохнуло в ее мужа новую жизнь и вернуло былую бодрость.
– Отлично, – сказала она. – Кстати, ты говорил с директором школы? Он должен внятно объяснить мальчишкам, что им нельзя выходить за пределы рубежа обороны. Да и сами траншеи опасны. Еще, чего доброго, на проволоку напорются.