Наперекор судьбе
Шрифт:
– Они были весьма обширными. Но теперь я хочу, чтобы мы просто остались дома.
Барти все же заставила его рассказать о планах, часть из которых они решили осуществить.
Писем от Джона по-прежнему не было.
В последнюю неделю мая часть, где служила Барти, переместилась в окресности Рая. Четырехместные палатки, в которых они жили, стояли в вишневом саду. Внутри палаток стояли индивидуальные укрытия системы Моррисона, отчего палатки напоминали туннель. В каждом укрытии помещались две складные кровати, куда девушки и заползали на ночь.
Металлические каски им теперь было приказано носить постоянно, даже по вечерам, отправляясь в городок. Каждое утро они пересчитывали пометки, сделанные мелом на касках, и таким образом узнавали, сколько победных
Барти без преувеличения могла сказать, что все они были целиком поглощены текущими заданиями и потому не думали о своей участи. Они даже не замечали снарядов, падающих с отвратительным свистом. Пока ты могла криком передавать необходимые данные и пока слышала, что кричат тебе в ответ, ничего иного не требовалось.
Меры безопасности казались драконовскими – так велик был страх перед возможной утечкой информации. Барти даже пришлось подписать соответствующую бумагу, поклявшись честью, что все отправляемые ею письма содержат только сведения личного и семейного характера. Но даже такие письма разрешалось писать лишь в случае крайней необходимости.
Через десять лет Барти опубликовала историю той недели – последней недели перед началом операции «Оверлорд». Казалось, что на южном побережье Англии не осталось никого, кроме военных. Они несли караульную службу, маршировали, упражнялись, поддерживая состояние полной боевой готовности. Грузовики, джипы и танки, неделями беспрестанно двигавшиеся по окрестным дорогам, наконец достигли пунктов своего назначения. Все жилые дома, общественные здания и гостиницы прибрежных городов и деревень были реквизированы для нужд армии. Вдоль пляжей протянулись ряды колючей проволоки. Окрестные поля изменили цвет. Теперь все они были цвета хаки от армейских палаток. Все порты были заполнены военными кораблями всех назначений. По дну Ла-Манша шел временный трубопровод, позволяющий ежедневно перекачивать во Францию миллион галлонов бензина. На транспортные корабли были погружены фрагменты временных портов, которые предстояло переместить на французское побережье и там создать укрытия для флота вторжения. Для дезориентации немцев была разработана целая серия ложных приготовлений, якобы имевших своей целью штурм Кале. Англия замерла и затаила дыхание… И тогда планы генерала Эйзенхауэра и его штаба были неожиданно нарушены самым своенравным и непобедимым врагом – английской погодой.
Никто не знал, в какой день начнется операция. Причина была не в военной тайне, а в состоянии погоды. Для переправы через Ла-Манш требовались определенные погодные условия. Военные метеорологи каждый час отправляли Эйзенхауэру сводки погоды. Чтобы задействовать всю колоссальную военную машину вторжения, нужно было точно знать, что в течение ближайшего дня погода не подведет. Но такой уверенности не было. Погода начала июня соответствовала многолетним данным. Область низкого давления принесла с собой дождь и сильный ветер. За первым циклоном буквально по пятам следовал второй.
Положение казалось безнадежным. Люди ждали: на кораблях и в палатках. Тягостное молчание лишь усугубляло их страх. Они читали, курили, писали письма женам и любимым. Постепенно у них стали возникать мысли, что вторжение не состоится. Даже верховное командование начало опасаться, что блестяще подготовленную операцию придется отменить.
И тогда произошло чудо. Погода изменилась. Точнее, начала меняться. Первые признаки появились в концу понедельника, 5 июня. Но решение о дне вторжения было принято еще утром на основании прогнозов метеорологов, обещавших благоприятные погодные условия в течение всего вторника.
Садясь в машину, Эйзенхауэр сказал водителю:
– День Д [86] начинается. Теперь нас ничто не остановит.
И операция «Оверлорд» началась.
Джей Литтон входил в состав отряда Воздушно-десантных войск под командованием майора Джона Хауэрда. Вечером 5 июня он одним из первых покинул Дорсет. Целью десантников была атака на жизненно важный мост через канал вблизи Кана. Впоследствии этот мост вошел в историю под названием моста Пегас. Захват и
Из трех диверсионных групп только группа Джея приземлилась в нужном месте, но дерзость и натиск их атаки компенсировали малочисленность бойцов. Они приземлились в 12:16, и уже через десять минут мост был в их руках. Захват моста стал первой победой Дня Д, и хотя впоследствии немцы предпринимали отчаянные попытки отбить мост, союзники сумели его удержать.
Когда потом Джей описывал Виктории те дни, он сказал, что у Хауэрда было оружие, о котором тот не подозревал. Кроме потрясающих боевых качеств самого майора и его мужественных бойцов, в его арсенале находился Везунчик Литтон.
В тот момент Джей еще не знал масштабов потерь. Из каждых десяти десантников гибли шесть-семь человек. К счастью, Гордон Робинсон этого тоже не знал, но догадывался о чудовищной опасности, которой подвергались эти отчаянные ребята. 6 июня он весь день сидел и слушал по радио сводки новостей. Гордон не имел представления, где сейчас Джей и жив ли, и впервые благодарил судьбу, что рядом с ним нет ММ.
О том страшном дне Бой рассказал Венеции не так уж много. Самые жуткие и ужасающие эпизоды он похоронил внутри себя, добавив их к воспоминаниям о войне в пустыне.
Он уцелел во время переправы через Ла-Манш. Море еще штормило, и их небольшой катер подбрасывало на волнах. Он справился с приступами морской болезни, которые в момент высадки показались ему пустяковыми. Судно, шедшее перед ними, подорвалось на подводной мине. Но его отряд сумел высадиться и начал продвижение вглубь. В тот день, потеряв многих боевых товарищей, им удалось продвинуться на три мили. Впоследствии Бой говорил с американцами, высадка которых напоминала кромешный ад. Он узнал, что в районе «Омаха-бич» [87] весь отрезок побережья был густо усеян телами убитых. Из ста тридцати тысяч высадившихся в тот день на берегу полегло девять.
Но судьба уберегла Боя. Он видел, с какой радостью и благодарностью встречали их французы, когда войска союзников продвигались вглубь континента. Жутко было смотреть на следы бойни в мирных французских городках и деревушках: почерневшие стены домов, выжженные цветочные клумбы.
Однако не все встречали их радостно, и об этом он рассказал Венеции, поскольку увиденное не давало ему покоя. Бой видел хорошеньких французских девушек, рыдавших и даже падавших в обморок, когда их немецких любовников союзники брали в плен. Он помнил, с какой ненавистью смотрели эти молодые француженки на англичан, разрушивших их счастье. Он признавался Венеции, что эти сцены нагляднее, чем что-либо, убедили его в абсолютной глупости и бессмысленности войны.