Наперекор судьбе
Шрифт:
– А бегать?
– Ты о чем?
– Джайлз, предстоящие бои будут очень тяжелыми. Повторяю, очень тяжелыми. Чем-то похожими на наши сражения в пустыне. Говоря словами Монти, «убойное зрелище». И каждый, чье физическое состояние ниже ста процентов, будет серьезной помехой. Ты должен это понимать, Джайлз.
Но Джайлза рядом уже не было. Он ушел, оставив недопитой свою порцию виски с содовой и яростно хлопнув дверью. Бой смотрел на ни в чем не повинную дверь. Он впервые посочувствовал Хелене.
– Нас переводят на южное побережье, – сказала
– Печальная новость. Лучше бы ты вообще не занималась этими опасными делами.
– А они мне нравятся. Я рада, что пошла в армию.
– И когда ты уезжаешь?
– Через неделю. Жить там придется в палатках.
– Палатки – это же так ненадежно. А если налет?
– Там оборудуют подземные укрытия. И у каждой из нас будет индивидуальное укрытие системы Моррисона.
– Прямо в палатках?
– Да.
– Жаль, Барти, что не в моей власти удержать тебя.
– Конечно не в твоей. И ни в чьей.
– А ты еще получишь увольнительные?
– Да. На сутки. В воскресенье.
– Слава богу. Я буду тебя ждать.
У Лоренса был ключ от ее дома. В ее отсутствие он наполнил дом предметами немыслимой роскоши. Лоренс тщательно подбирал мебель, учитывая размеры жилища. Никаких крупных вещей, никакой вычурности. Несколько изящных стульев, столик в стиле английского ампира, персидские настенные ковры, французское зеркало, несколько картин.
Поначалу Барти рассердилась:
– Это мой дом. Как ты смеешь распоряжаться в нем, не посоветовавшись со мной?
– Почему бы и нет? Это наш дом. Теперь все наше. У нас одна жизнь. Твой дом – мой, а мои дома в Америке – твои. Все так просто. Неужели ты не понимаешь?
Когда первоначальный шок прошел, Барти была очень тронута его заботой и изысканным выбором. Позже она обнаружила еще несколько подарков: наручные часы от Картье, украшенные бриллиантами, норковую шубу, шелковое нижнее белье. Целый ящик комода был забит нейлоновыми чулками. Открыв его, Барти ощутила аромат духов «Шанель»…
– Это бессовестно, – со смехом заявила она, усаживаясь на кровать. – Во время войны надо жить экономно и не тратить деньги на предметы роскоши. Как вообще тебе удалось все это достать?
– Знаешь, мне совершенно непонятны все эти мысли насчет экономии. Если мы не будем тратить деньги, каким образом наше скупердяйство поможет выиграть войну? Кое-что я привез из Нью-Йорка. Драгоценности, нижнее белье. Я знал, что встречусь с тобой. Что касается остального… в вашей благословенной стране существует черный рынок, где за соответствующую плату можно найти любые редкости. А теперь, пожалуйста, примерь белье. Потом снимешь. Я его специально выбирал.
Неужели она беременна? Барти была всерьез напугана. Она ведь так тщательно предохранялась. Месячные задерживались. К тому же ее постоянно тошнило. Только еще не хватает сейчас забеременеть. Такая перспектива ужасала Барти. Не сейчас. Сейчас никак не время.
Она посетила гинеколога и попросила проверить. Три недели показались ей вечностью. Наконец пришли результаты анализов. Они были отрицательными. В тот же день у нее начались месячные.
– Я же тебе говорила, – заявила
– Я тоже рада, – сказала Барти.
И все же, вопреки логике, какая-то часть ее была огорчена. Барти рассказала Парфитт про Лоренса, ничего не утаив. Как ни странно, боевая подруга ее полностью поддержала:
– Знаешь, Миллер, я всегда думала, что этот Джон тебе не пара. Размягченный он какой-то. А ты, если содрать с тебя все эти аристократические замашки, – человек крепкий и жесткий.
– Парфитт, и где ты видела у меня аристократические замашки? – со смехом спросила Барти.
– Их и видеть не надо Сами глаза колют. Прости, если обидела. Помнишь, я тебе про поверье говорила? «Если букву не сменить, век потом несчастной быть». Вот у вас с Джоном и не заладилось. Как фамилия твоего нового парня?
– Эллиотт.
– Барти Эллиотт. Совсем другое дело. Собралась за него замуж?
– Нет, – твердо ответила Барти.
– Даже если бы оказалась брюхатенькой?
– Все равно нет.
– А чего ты упрямишься? Вроде говорила, он богатый.
– Да.
– И с ума по тебе сходит.
– Да.
– Так чего ж тебе еще надо?
– Это была бы неудачная затея, – сказала Барти.
– Придурочная ты девка, Миллер.
Барти не рассказывала Лоренсу о своих страхах. Но ей пришлось рассказать о том, что она заболела. Во время строевого смотра она дважды падала в обморок, и врач предписал ей несколько дней постельного режима. Из-за болезни срывалась ее двухдневная увольнительная, которую ей удалось получить. Вместо поездки в Лондон, где она намеревалась провести два дня с Лоренсом, ей пришлось ему звонить и объяснять ситуацию.
Он сразу спросил, не беременна ли она. В его голосе звучала надежда.
– Нет, – ответила Барти.
– Ты уверена?
– Вполне.
– Я хочу этого сильнее, чем всех сокровищ мира, – сказал он. – Хочу, чтобы у тебя родились мои дети. Но у нас еще предостаточно времени.
– Лоренс…
– А теперь скажи, когда мы сможем…
– Не знаю. Извини, но я не могу долго говорить. Мне пора идти.
Барти повесила трубку, прислонилась к стене и почувствовала, что готова упасть в обморок. Не от беременности. От переживаний и страха. Ее болезнь была вызвана страхом и больше ничем. Сколько еще она может обманывать Джона? Он наверняка что-то чувствует. И никто не знает, на какое безрассудство он способен от отчаяния.
Она написала Джону. Теперь уже по-настоящему, не порвав написанное. Несколько вежливых фраз, ужасных своим содержанием. Теперь он их получит и прочтет. Сделать это Барти подвигли не только спокойные, мудрые слова Себастьяна, но и угроза Лоренса самому написать Джону.
– Ты бы не посмел.
– Посмел бы. Барти, это было бы жестом милосердия. Парень перестал бы терзаться. Да и я тоже.
– Но ты не знаешь, где он находится.
– Я бы его нашел.
Барти поверила, что Лоренс не бахвалится. Его навязчивая решимость в сочетании с работой в американской службе разведки сделали бы это вполне возможным.