Народы моря
Шрифт:
Дом был похож на египетские, климат обязывал, но имел и свои отличия. У богатых египтян дом состоит из нескольких строений, разделенных двориками или садиками разной величины, по достатку. Сначала идут комнаты слуг и гостиная, затем через дворик кухня и кладовые, а в самой глубине, через другой дворик или сад — спальни. Этот ашкелонский дом с четырех сторон ограждал внутренний прямоугольный двор, вытянутый по оси восток-запад, в каждом углу которого росло по финиковой пальме. Прямой солнечный свет попадал в него только утром, как сейчас, и вечером. Проход во двор был через большую гостиную, потолок в которой поддерживали четыре прямоугольные колонны из камня, покрытые штукатуркой и расписанные наподобие египетских, только растительным орнаментом. Комнаты слуг расположены по бокам от нее. Хозяйская и детская спальни находились через двор, на первом этаже противоположного крыла. Первая — в левой части. В ней не было ни души. Почти половину комнаты занимала большая деревянная кровать с ножками в виде конечностей какого-то парнокопытного. Думаю, быка. Спальня — это место, где обзаводятся рогами. Пол застелен ковром, а не циновками, как принято у египтян, даже богатых. У стены два деревянных ларя, покрытых красным лаком. Я видел такие в Мен-Нефере, но там ли их делали, здесь ли, или где-нибудь в другом месте — не знаю. В одном лежали постельные принадлежности из льняной ткани, в другом — одежда, мужская и женская. Вывалил содержимое обоих ларей на пол, но драгоценностей не нашел. В детской спальне, расположенной в правой части крыла, большей, находились две молодые женщины, одна лет двадцати с небольшим, вторая — семнадцати-восемнадцати, обе кареглазые брюнетки в рубахах из тонкой розовой льняной ткани и с золотыми сережками в ушах и браслетами на запястьях, и пятеро детей, три девочки и два мальчика. Старшему было лет семь, и он носил кожаный пояс с полоской ткани в красную и синюю клетку, закрывавшей пах, а остальные дети были голыми. Мужа и отца с ними не было. Наверное, как и положено настоящему мужчине, прячется где-нибудь в доме или во дворе. Я показал жестами обеим женщинам, чтобы снимали драгоценные висюльки и отдавали мне. Судя по всему, город возьмем без боя и трофеев, так что не придется сдавать добычу и получать всего часть ее обратно.
Старшая женщина быстрее освободилась от символов богатства. Она была стройнее, красивее и без усиков, как у младшей. Забрав драгоценности и у второй, я показал жестами первой, чтобы шла в хозяйскую спальню. Там она остановилась у кровати, обернулась и посмотрела на меня с радостной обреченностью. Есть женщины-жертвы, которым нравится грубый, жесткий секс, причем они не мазохистки в чистом виде. Им вставляет не столько физическая боль, сколько моральная, когда их душу, принципы, внутренний мир ломают через колено. Им потом нравится собирать и складывать окровавленные осколки и реветь от горя и счастья одновременно. Я встал так, чтобы видна была входная дверь — вдруг муж решится забодать меня?! — взял женщину за густые волнистые жесткие волосы на загривке, наклонил к кровати. Рубаха натянулась, четче обозначив округлые ягодицы. Я задрал подол на спину, открыв их и промежность, заросшую густыми курчавыми черными волосами так, что не сразу нашел, куда засовывать. Влагалище было мокроватое, но женщина все равно вскрикнула и сильнее прижалась грудью к кровати. Затем стонала глуше. Не от боли, судя по стремительно увеличивавшемуся количеству смазки. Кончала быстро, каждые секунд десять, и коротко, каждый раз всхлипывая надрывно. Я еще подумал, что если ее муж прячется под кроватью или где-нибудь рядом, то его корежит сейчас, как грешника, вывалившего член на раскаленную сковородку. Страдает за наши грехи, доставившие нам взаимное удовольствие. Точнее, женщина была в более выгодном положении — кайфовала, не греша. У войны есть маленькие радости.
Когда я вышел на улицу, там никого не было, если не считать двух египетских солдат в конце ее, у обрыва, которые тащили за собой осла, нагруженного двумя корзинами со всяким барахлом. Видимо, ашкелонцы уже договорились с фараоном, поэтому солдаты выбрали такой путь, чтобы не попасть на глаза старшим командирам. Я пошел вслед за соратниками, выплевывая на ходу косточки фиников, которые брал из глубокой бронзовой чащи, конфискованной вместе с фруктами в доме. Мне чертовски не хватает сладкого. Всё еще не привык к отсутствию сахара. Иногда по ночам снится, как ем его столовыми ложками и никак не могу насытиться.
Глава 11
Фараон оказался довольно дряхлым стариком. На голове парик из коротких черных курчавых волос, поверх которого немс — кусок ткани в широкую бело-золотую полоску, который шел от лба над ушами к задней части шеи, где завязывался, а концы опускались на грудь. Смугловатая кожа на узком лице с крючковатым носом обвисла, собралась в складки, которые придавали фараону вид свечного огарка. Карие глаза тусклы. Предполагаю, что им надоело смотреть на весь этот бардак, который называется жизнью. Зато щедро подведены темно-зеленой краской. Особенно много ее на ресницах, из-за чего кажется, что фараон моргнет еще раз и не сможет их разлепить. Не с него ли списали образ Вия?! У меня глазницы глубокие, защищают глаза от солнечного света, поэтому никогда не носил солнцезащитные очки и не понимал, зачем это делают другие? Под подбородком у Мернептаха черная бороденка в форме широкого зубила, прикрепленная с помощью двух черных веревочек к парику. Обитатели этих мест и живущие севернее хатти обзывают египтян бабами из-за отсутствия растительности на лице. Египтяне в ответ обзывают их бабами за то, что те имеют длинные волосы. Фараон — не баба на любой вкус: голова выбрита и есть бороденка, пусть и фальшивая. На дряблой шее, закрывая верхнюю часть не менее дряблой и покрытой темно-коричневыми пигментными пятнами груди, висит ожерелье из десяти рядов разноцветного бисера, который у египтян имеет форму оливки. Ряды разделены закрепленными вертикально бусинами. Спереди к нижнему ряду подвешены лазуриты овальной формы. Этот камень и у египтян считается самым ценным. За ним идут бирюза, ониксы, жемчуга, агаты, аметисты, бериллы, кальциты, халцедоны, кораллы, гематиты, жадеиты, малахиты, горный хрусталь, а вот бриллианты, рубины и сапфиры встречаются в украшениях редко и ценятся низко. На запястьях по три золотых браслета в форме крокодилов, нюхающих кончик своего хвоста, и еще по одному выше локтя, более широкие, с барельефами в виде прыгающих леопардов. Набедренная повязка из тончайшей белой ткани, перехваченной поясом из черной ткани, один конец которой свисает, как передник. На ногах сандалии из светло-коричневой кожи с четырьмя ремешками: два, пришитых намертво, охватывает переднюю часть стопы и два обмотаны по три раза вокруг голени и завязаны бантиком. Впрочем, в деталях я мог ошибиться, потому что стоял метрах в двадцати от дома, в котором сидел фараон на длинном, во весь второй этаж, балконе под большим зонтом из зеленой и синей материи, который держал раб-негр. Второй раб гонял воздух опахалом из белых страусовых перьев. Чуть дальше от владыки стояли два пожилых писца и с десяток рослых по местным меркам чернокожих телохранителей с маленькими щитами, короткими копьями и хопешами. И в будущем многие правители будут доверять свою жизнь чужеземцам. С таким же успехом можно доверять ее балкону, который странным образом до сих пор не рухнул под тяжестью собравшихся на нем.
Напротив балкона стояли в ряд восемь человек, приглашенных для вручения наград. Кроме меня, остальные были старшими офицерами из всех трех корпусов. Что такое героическое совершили они во время осады — понятия не имею, но не удивляюсь, потому что привык, что за поражение наказывают невиновных, а за победу награждают непричастных. Писец, стоявший справа от фараона, выкрикивал имя, после чего один из нас выходил вперед, падал на колени, склонив покорно голову. Второй писец швырял ему награду. Троим досталось по ожерелью в три ряда золотых бусинок. Каждый из награжденных подползал к упавшей в пыль награде, забирал ее, произносил длинную благодарную речь в адрес Мернептаха, разворачивался, после чего вставал и согнутый возвращался в строй, где разгибался, разворачиваясь еще раз.
Следующим выкликнули меня, так переврав имя, что я не сразу понял. Из-за этого, наверное, мне и попала вожжа под хвост. Я вышел четким строевым шагом, опустился на одно колено и понурил голову. Пауза длилась долго. Наверное, писец ждал, когда я опущусь и на второе колено. Не дождавшись, швырнул золотую бляшку так, что упала метрах в двух от меня. Я встал, подошел к ней, поднял из пыли. Она была овальной формы и с барельефом в виде львиной морды. Мой захват неприступного города оценили египетским аналогом медали «За отвагу».
Я протер его о набедренник на заднице, после чего громко и серьезно произнес:
— Щедрость повелителя Та-Кемета безмерна! — и, не сгибаясь, вернулся в строй.
Мне простили такую дерзость. Может быть, потому, что не удивились невоспитанности дикаря, а может быть, в благодарность за взятие Ашкелона.
Остальным тоже выдали по золотому льву. Их безмерная благодарность компенсировала мою краткость. После чего фараон Мернептах ушел в здание, поддерживаемый обоими писцами, а вслед за ним — рабы и охранники. Семеро награжденных сразу загомонили радостно, особенно те, кому достались ожерелья, и нацепили на себя побрякушки. Меня они как бы не замечали, хотя двое были не коренными египтянами. Видимо, решили, что я не долго продержусь в египетской армии. Я еще не решил, правы они или нет.
Пентаур сник, увидев, что я получил. Наверное, надеялся, что меня наградят ожерельем или даже золотым оружием и назначат командиром эскадрона из пятидесяти колесниц. Тогда бы он стал старшим над возницами этих колесниц. Увы, фараон решил иначе. Кстати, я видел простых воинов с золотыми мухами и львами за доблесть. Награды в египетской армии мало влияли на продвижение по служебной лестнице.
Глава 12
Город Гезер стоит на холме. Он немного меньше Ашкелона, но, говорят, богаче, потому что расположен на караванном пути из Египта в Двуречье. Обнесен крепкими стенами высотой метров восемь, сложенными из камня. Нижние глыбы весом под тонну. Трое ворот защищены выступающими вперед парами башен высотой метров десять. Еще по башне на пяти углях и одиннадцать между ними. Внутри большой храм из крупных камней. Он выше башен, поэтому виден со всех сторон. Гезерцы уже знают о том, как был захвачен Ашкелона, о выплаченной огромной дани и выданных заложниках всеми знатными и богатыми семьями города. Видимо, решили, что они не такие раззявы и стены у них крепче, поэтому сдаваться отказались.
Мы торчим под стенами уже третий месяц, и все эти месяцы выпали на лето и начало осени. По египетскому календарю — на ахет (разлив Нила), который длится с середины июля до середины ноября. В этот период река разливается и затапливает низменности, на которых расположены поля, сады и луга египтян. Затем наступает второй сезон — перет (созревание урожая), который длится до середины марта, и третий — шему (засуха). Сезоны делятся на месяцы по тридцать дней каждый и так и называются: «первый месяц ахета», «третий месяц перета»… Лишние пять дней добавляют к четвертому месяцу шему и посвящают каждый определенному богу: первый — Осирису, второй — Гору, третий — Сети, четвертый — Исиде, пятый — Нефтиде. В Гезере нет Нила, только жалкая речушка, почти высохшая, нет и моря у стен, освежающие бризы сюда добираются ослабленными, зато есть испепеляющая жара. Подозреваю, что жара — главное оружие защитников города.
Я лежу в неглубокой пещере, находящейся в северном склоне холма, расположенного в паре километрах от Гезера. Пещера была вырублена в песчанике до нас, наши возничие только немного расширили ее. Вход завешен старой бычьей шкурой, дырявой и обтрепанной. Сквозь дыры в пещеру попадает рассеянный свет, сухой горячий свежий воздух и тихий, еле слышный звон, как будто лопнула гитарная струна, который издает выжженная земля. Рядом со мной расположились шестеро сенни. Мы в состоянии полудремы пережидаем полуденную жару. Нет ни сил, ни желания шевелиться. Даже для того, чтобы дотянуться до глиняного кувшина и отхлебнуть воды, теплой и с мерзким привкусом затхлости. Эта вода сразу выступит потом на всем теле от темени до пальцев ног. Чтобы приглушить жажду, сосу гладкий камешек, специально подобранный для этого, и почему-то вспоминаю жевательную резинку. Прошло столько лет или даже веков, а я еще помню процесс ее употребления и чувство пофигизма, возникающее при этом. Жевательная резинка, как средство развития вульгарного индивидуализма.