Народы моря
Шрифт:
Глава 20
В ночь перед битвой по подсвеченному луной небу низко плыло на юго-восток много небольших белых облаков. В просветы между ними проглядывали яркие звезды. При этом казалось, что плывут именно звезды, а облака неподвижны. Мне почему-то не спалось. Не то, чтобы боялся предстоящего сражения — впервой, что ли?! — но вдруг стало грустно. Может быть, устал от жары, заскучал по северным землям, по более холодному климату. Или просто накопилась усталость от мотаний по странам и эпохам. Заснул только перед рассветом и вскоре был разбужен. От недосыпа голова была тяжелой, а движения и высказывания резкими.
Колесничие корпуса «Птах» встали на нашем левом фланге, которым командовал Сети, перед правым вражеским, против чихну, которые считались более сильными. У меня было подозрение, что народы моря на левом вражеском фланге опаснее, но из-за так и не отпустившего раздражения не стал лезть с советами. Моя задача сегодня — не погибнуть в этой битве. Несмотря на усталость, хотелось еще пожить, досмотреть, чем закончится бесконечность.
Пентаур нервно теребит вожжи и шлепает ими время от времени по перилам кузова колесницы. Его напряженность передается лошадям, которые, не в силах стоять на месте, постукивают неподкованными копытами по твердой, иссохшей, красновато-коричневой земле. Слева и справа от нас стоят неровной линией такие же колесницы. Собранные со всех четырех корпусов, мы образуем неровную линию. Позади нас еще более кривая линия легких пехотинцев, лучников и пращников, а за ними — почти ровная линия четырех фаланг тяжелой пехоты. Резерва нет — танцуют все сразу.
Наши враги строя не держат. Примерно две трети составляют чихну, вооруженные двухметровыми копьями или составными луками и кинжалами. Щиты у всех овальные, из бычьих шкур, натянутых на каркас из прутьев, только у копьеносцев немного большего размера, чем у лучников. Голова защищена примерно у каждого десятого, а у остальных в волосы спереди воткнуты перья страуса или аиста, а по бокам, на выбритые виски, свисают косы. У меня сразу возникла ассоциация с сыновьями фараона, но смущали бороды. Они короткие, ровно обрезанные внизу, напоминают по форме лезвие тяпки. Доспехи и вовсе у одного из двадцати-тридцати, причем по большей части матерчатые. У остальных плащи и набедренные повязки из овечьей шерсти, покрашенной в разные яркие цвета. Тела густо покрыты татуировками. Синяки — одно слово! Народы моря более разнообразны и экзотичны. Есть и светлокожие блондины, и смуглокожие брюнеты, и рыжие, как среди светлокожих, так и среди смуглокожих. Кстати, у египтян рыжие не в почете, считаются людьми подлыми и коварными. У одних лица выбриты, у других есть усы, у третьих — еще и длинные бороды. У многих бронзовые шлемы с бычьими рогами или корона из бронзового обруча с щеткой из покрашенных в красный цвет, конских волос вместо зубцов и присоединенного к нему сверху выпуклого перекрестья из двух широких пластин, обтянутого кожей. Вооружены двумя то ли короткими копьями, то ли длинными дротиками, простыми луками и мечами из железа. Я видел такой меч вчера у Сети. Принесли колесничие, убившие трех вражеских солдат, отошедших за добычей далеко от своего отряда. Меч был длиной около метра с довольно широким лезвием, расширяющимся в средней трети, а затем резко сужающимся в конце верхней трети, наверное, для утяжеления рубящего удара. Весил килограмма три с половиной, может, больше. Железо мягкое, с вкраплениями шлака, плохо прокованное, но даже в таком виде более легкое и эффективное, чем бронзовые хопеши такого же размера. Щиты разные, от обычных круглых и похожих на чихнунские и египетские до имеющих полукруглые вырезы по бокам, как мне сказали, хаттийские — народа, проживающего где-то на территории будущей Турции, заклятого друга нынешних египтян. Построились четырьмя отрядами, видимо, каждый народ наособицу.
Я еще раз проверяю лук, натянув тетиву до уха, провожу ладонью по верхушкам стрел в колчанах, прикрепленных изнутри к бортам кузова, убеждаясь, что будет удобно доставать. Прикосновение к древкам успокаивает, придает уверенности. Пока у меня есть стрелы, не страшны никакие враги.
Рев труб раздается неожиданно. Может, потому, что загудели они одновременно, без обычного разнобоя. Наверное, трубачам тоже надоело томительное ожидание. Вслед за ними застучали барабаны. Эти сначала сбоили, но потом подравнялись, забили в такт. Первыми поехали колесницы в центре. Глядя на них, начали движение и фланговые.
Пентаур сперва стегнул вожжами лошадей, а потом только повернулся ко мне с безмолвным вопросом: «Поехали?». Я кивнул. На язык просилось выражение из детства: «Погнали наши городских!». Вот только не знал, как правильно перевести на египетский, в котором нет деления на городских и деревенских, только на богатых и бедных. Колесница, набирая ход, покатилась, подпрыгивая на невысоких кочках, на врагов. Подбадривая себя и запугивая противника, колесничие и возницы начали орать, гикать, свистеть. Пентаур тоже заорал что-то на родном языке. Наверное, всё больше по матушке.
Колесницы — не такое уж и грозное оружие, если противник подготовлен и не труслив. Если испугается вида колесниц, летящих на него с топотом, скрипом колес, криками экипажей и выбрасывающих стрелы, и побежит, тогда да, тогда колесницы превращаются в вестников смерти, а если не испугается, ощетинится копьями и за их защитой сам сыпанет стрелами, тогда толку от них мало. Ни чихну, ни народы моря не побежали. Наверное, не впервой воевать с колесницами. Наши стрелы завалили какое-то количество врагов, но их место заняли другие. Зато их стрелы завалили несколько лошадей, экипажам которых приходилось бросать транспортное средство и уматывать восвояси на своих двоих. Уцелевшим колесницам пришлось, не дотянув несколько десятков метров до первой вражеской шеренги, выставившей копья, поворачивать влево. Мы на краю фланга повернули удачно, а вот те, что были ближе к середине, не все проделали маневр удачно. Несколько колесниц сцепились, остановившись — и лошади и экипажи были перебиты лучниками. Я послал еще несколько стрел по навесной траектории в середину вражеских отрядов, наудачу, после чего оставил лук в покое, крепче вцепился в перила повозки правой рукой, чтобы не вылететь из трясущегося кузова. Думал, пойдем на второй заход, но колесница Джета, а за ней и остальные из нашего корпуса, мчалась к своим, огибая справа линию стрелков и фаланги, которые пошли в атаку. Получилось, что мы выступили в роли застрельщиков, а дальше будем зрителями.
Только остановившись, я опять услышал рев труб и бой барабанов, хотя, наверное, они не смолкали все время. Последние били в такт, но солдаты шли не в ногу. Со строевой подготовкой у египтян слабовато. Не понимают пока то, что будет знать каждый сержант любой армии двадцать первого века: к победе может дойти только тот, кто шагает в ногу, не важно, в какую сторону.
В нашем корпусе и крайнем правом «Фра» не вернулась с атаки примерно десятая часть, а из атаковавших в центре — пятая, потому что дольше находились под обстрелом. Наверное, мы убили и ранили чуть больше врагов, чем потеряли сами, но я все сильнее утверждаюсь во мнении, что колесницы — дорогие понты, затраты на которые несопоставимы с практическим результатом. Это, скорее, психологическое оружие, предназначенное для использования против слабаков. Еще оно хорошо для разведки, преследования бегущих и при атаках из засады, когда противник не успел построиться. По мне, надо оставить сотни две-три колесниц для этих целей, а остальные продать и потратить вырученные средства на изготовление добротных доспехов для пехотинцев. Еще лучше было бы завести для этих целей конницу, но пока нет даже седел, не говоря уже о стременах. Верхом ездят только иноземцы, в основном хурриты, проживающие в предыдущую мою эпоху разрозненными племенами в верховьях Тигра, а теперь имеющие государство где-то на востоке будущей Сирии и западе будущего Ирака. Кавалериста сразу можно узнать по сильной кривоногости, из-за чего кривоногих, даже женщин, египтяне называют хурритами.
Наша легкая пехота в свою очередь обстреляла противника и выдавилась на фланги, где занялась перестрелкой с коллегами, расположившимися напротив. Тяжелая пехота пошла вперед, навстречу побежавших на нее вражеских копейщиков и мечников. И началась сеча. С высоты повозки было видно не очень много, только задние ряды, которые поддавливали, помогая передним. Зато хорошо были слышны крики, стоны, звон оружия, особенно после того, как смолкли трубы и барабаны. Сопротивление чихну и народы моря (или египтяне?) оказывали достойное. Время шло, а ни одна сторона не ослабляла давление, не собиралась отступать. Колесничим оставалось тупо ждать, когда сломаются враги или наши пехотинцы, после чего стремительно преследовать или еще стремительнее удирать.
Мне стало скучно. Я слез с повозки и пошел к колесничим корпуса «Ра», среди которых был Сети. По пути подумал, что если именно сейчас египтяне дрогнут и побегут, то увлекут и меня за собой, не успею вернуться к своей колеснице и вряд ли в тяжелых доспехах смогу убежать от преследователей. В колеснице предполагаемого наследника престола только что заменили раненую лошадь красивого и редкого оливкового окраса на саврасую. Стрела попала в левое переднее бедро. Ее уже вытянули, рану смазали битумом, а теперь перевязывали льняным бинтом.
Увидев меня, по его мнению, большого специалиста по лошадям, старший сын фараона спросил:
— Как ты думаешь, захромает?
— Надеюсь, что нет, — сказал я в утешение и добавил в будущее самооправдание: — но все может быть, если кость задета. Тогда сделаешь его производителем.
— Он между походами обгуливает большой табун кобыл, но до сих пор не родилось ни одного похожего на него жеребенка, — пожаловался Сети.
— Скрести его потомков — получишь результат, — посоветовал я с умным видом, хотя исходил лишь из чисто логических соображений, в животноводстве был не настолько силен.