Народы моря
Шрифт:
Глава 23
Есть у меня способность предполагать неприятности, которые могут, но не обязаны, произойти со мной. Такая вот врожденная склонность искать места, куда могу упасть, и наваливать там соломы на всякий случай. Все бы ничего, но некоторые предположения сбываются, и чаще те, на которые не хватило соломы. На этот раз солома была. Точнее, ее, в принципе, и не надо было. Сидение в крепости Джару мне чертовски надоело. Я был готов в любой момент собрать нажитое посильным трудом и перебраться в более веселое место. Удерживало только, если не считать второе мое достоинство — лень, отсутствие места, где бы я хотел поселиться. Дом в Мен-Нефере я продал перед отъездом, да и не впечатлил меня этот город, как и весь Египет.
Нового коменданта крепости Джару звали Яхмес. Это был мужчина под сорок, с длинным туловищем и короткими толстыми ногами, отчего казалось, будто его обрезали снизу, угрюмый и немногословный. Он был, так сказать, «профессиональным» комендантом, до этого командовал крепостью в верховьях Нила, где служба намного опаснее и не такая прибыльная. Так что для него это повышение. Вместе с Яхмесом прибыл писец Хаемхат, длинноногий и с коротким туловищем, высокомерно-льстивый болтун — полная противоположность своего спутника, наверное, в пути им было не скучно. Писец прибыл не для того, чтобы заменить Паебпаса, а проинформировать меня о переводе в Мен-Нефер, правда, без указания, на какую именно должность.
— Тебя ждет высокая должность! — угодливо улыбаясь, пообещал Хаемхат. — Узнаешь о ней от самого чати Панехси!
Когда я прибыл в Джару сменить коменданта Неби, со мной не было писца, только пергамент с приказом. К тому же, вместе с Яхмесом и Хаемхатом прибыл отряд из тридцати солдат. Отряд этот можно было бы принять за обычную охрану важных путешественников, хотя меня сюда сопровождали только десять солдат, если бы он не состоял из нубийцев, которые в Та-Кемете по большей части используются для выполнения полицейских функций. Может, меня подкосила мания преследования, но я решил, что это не охрана, а конвой.
— Рад, что мои заслуги не забыты! — очень искренне сказал я и пригласил нового коменданта и писца отведать, что бог послал.
Заодно пригласил на пир всех командиров крепости. Якобы, чтобы попрощаться с ними со всеми. В этот день бог послал мне свежее мясо газели, подстреленной мной утром, соленых уток, которых общипывают и замачивают в солевом растворе, после чего складывают в большие кувшины и рассылают по гарнизонам, где их в таком виде и едят солдаты, соленая рыба, свежие арбузы и дыни и хлеб обычный и из лотоса. Последний делают из толченых зернышек из цветочного мешочка, похожих на мак. Как поведется во всем мире, в древности «лотосовый» хлеб был пищей бедняков, а сейчас считается деликатесом и присылается только коменданту. Запивали вином из Ханаана, подаренным мне купцами. Оно намного лучше того, что делают в Та-Кемете. Это было еще лучше, потому что добавил в него опиум. Прихватил его и гашиш из Лагаша для себя, на случай ранения. Теперь вот решил поделиться с приятными людьми. То ли они наркоманы со стажем, то ли я дал малую дозу, но вставило их не сразу. Мне пришлось выходить на кухню и подмешивать еще одну порцию опия в кувшин с вином, предназначенным для гостей. Второй кувшин свалил их всех. Я приказал солдатам перетащить обмякшие тела в гостевую комнату, самую тихую в крепости, в нее редко долетали звуки с первого этажа. Надеюсь, не загнутся от передоза, а если и умрут, смерть будет приятнее гибели в бою от хопеша или стрелы.
После чего приказал Хане, которая уже лежала в постели:
— Быстро и тихо собирай наши вещи. Только ценные, барахло оставь. Уедем ночью.
— Ты же сказал, что послезавтра уедем! — возмутилась она. — Я за день все соберу спокойно…
После рождения сына, названного по ее желанию Ханохом, моя жена научилась возражать мне.
— Услышал от гостей кое-что интересное и решил, что уедем прямо сейчас и в другую сторону, — перебив ее, твердо произнес я.
Хана поняла, заткнулась и засуетилась.
Я тем временем пошел в казарму, чтобы пообщаться с некоторыми солдатами. В крепость распределили служить двадцать одного акайваша, которые называли себя ахайё, одного из племен народов моря. Говорили они на языке, похожем на греческий, по крайней мере, некоторые слова, самые ходовые (хлеб, вода, идти…), я угадывал. Может быть, это ахейцы, которые придумают потомкам несбыточную мечту — демократию? Впрочем, в древнегреческом варианте демократия — это когда у каждого гражданина по три раба, так что цель вполне реалистичная и живучая. Как рассказали мне ахейцы, их предки жили оседло, если я правильно понял, на северном берегу Черного моря, постепенно, под давлением каких-то кочевников, смещаясь все дальше на юго-запад, пока не оказались на полуострове Пелопоннес и островах Эгейского и Ионического морей. Теперь их оттуда выдавливали какие-то пришедшие с севера дориэйсы (дорийцы?). Несмотря на похожесть языков и культур, найти общий язык ахейцы и дорийцы пока не смогли. В поход на Та-Кемет они подались от безысходности, надеясь найти пристанище для своих семей, которые у служивших у меня остались на каком-то большом острове на западе и недалеко от Африки (Мальта или Сицилия?). Служить в египетской армии согласились тоже от безысходности. Нетрудно было догадаться, что при первой возможности дезертируют, чтобы вернуться к своим семьям.
Старшим у ахейцев был Эйрас — высокий плечистый блондин лет тридцати, обладатель широкого носа и выпирающего, массивного подбородка, спрятавшегося под густой светло-русой бородой-лопатой. Когда я зашел к ним в комнату, ахейцы молились своему богу — небольшой деревянной статуэтке, изображавшей бородатого мужика с взлохмаченными, как бы вставшими дыбом, волосами на голове. Скорее всего, это их бог войны. Может быть, прототип Зевса? Свет двух больших глиняных светильников с пальмовым маслом отбрасывал на их лица красноватые блики, которые придавали воинственности, жестокости, и наполнял помещение вонью, от которой у меня сразу запершило в горле. Этот запах — запах нищеты — исходит от всех бедняков Та-Кемета. Не совсем бедные делятся запахом пальмового масла, которое втирают в кожу, чтобы не обгореть на солнце. Запах цветочных духов — признак среднего класса и выше. Мой визит не обрадовал ахейцев. Я их особо не притеснял, относился так же, как и к солдатам других национальностей, но командира всегда есть за что не любить. Уверен, что простят мне несвоевременный визит.
— Как только взойдет луна, я уеду отсюда. На север-восток, — показал я рукой, — в Ханаан. Если хотите, можете присоединиться ко мне.
Если они не согласятся, мне придется прорываться в одиночку. Точнее, на трех колесницах, двумя из которых будут управлять мои рабы-мужчины, и с минимальным количеством багажа. У этого варианта было много слабых мест.
— Нас убьют, если догонят, — после паузы медленно произнес Эйрас.
Говорил медленно он по жизни, а не только из-за плохого знания египетского языка.
— Если будет, на чем гнаться, — сказал я. — Мы уведем всех лошадей.
В крепости двадцать шесть лошадей для тринадцати колесниц (две — вновь прибывших) и четыре осла, впрягаемые в две двухколесные рабочие повозки. Есть еще пара волов для хозяйственных нужд, но на них уж точно не погонятся за нами.
— В ближайшее время у вас вряд ли появится такой же шанс вернуться к своим семьям, — подсказал я.
Ахейцы смотрят на меня, не отрывая глаз. Большинство из них поняло только общий смысл сказанного мной. Теперь пытаются интуитивно оценить ситуацию и принять решение.
Кивнув на их деревянного божка, добавляю крамольное:
— Бог услышал ваши молитвы. Услышите ли вы его совет?
Последняя фраза сработала. Ахейцы переглянулись и тихо загомонили на родном языке. Судя по отдельным, угаданным мною словам, стал для них вестником бога.
Пользуясь моментом, потребовал:
— Одно условие — беспрекословно выполнять все мои приказы, пока не доберемся до города на берегу моря. Там вы пойдете своим путем, я — своим.
Ахейцы обменялись несколькими короткими репликами, и Эйрас озвучил их решение: