Наш корреспондент
Шрифт:
Сообщив все это корреспонденту, Шубников пощупал портянки, висевшие на дверце короба, нашел их достаточно сухими и стал обуваться неторопливо, но сноровисто. Розовый отсвет от печки ложился мягкими бликами на коротко стриженные седеющие волосы подполковника, на его прямой нос и крутой подбородок с ямочкой.
Батальоны длинной колонной потянулись мимо потухающих костров на крутую горную тропу. Снежок на этом южном скате днем, под лучами солнца, таял, к ночи тропа обледенела, поэтому итти было очень скользко. Недалеко от Серегина упал боец, несший — минометную плиту. Плита зазвенела, боец шопотом облегчил свою душу. Ему, так же шопотом, откликнулся другой
К счастью, подъем скоро закончился. По гребню горы итти было легко. Снежок поскрипывал под ногами так звонко, будто здесь двигалась не пешая колонна, а ехал длинный обоз с немазаными колесами. Серегин давно потерял из виду подполковника и шел где-то у середины колонны.
Но вот колонна остановилась. Командиры стали разводить батальоны. Луна уже давно зашла, впереди во мгле смутно угадывалась гора. Серегину казалось, что на этой горе немцы и что они сейчас пристально всматриваются в темноту. Вдруг там что-то вспыхнуло, туманное небо озарилось мертвенным лунно-желтым светом. На его фоне отчетливо, будто нарисованные тушью, выделились каждое дерево на торе, каждая веточка на дереве.
Через несколько секунд свет погас. Тишину прошила длинная строчка пулеметной очереди.
— Беспокоится немец, — заметил простуженный бас рядом с Серегиным.
— А что, думаете, догадывается? — спросил корреспондент.
— Нет, зачем же. Это у него вообще привычка такая: ночью он обязательно ракеты пускает и наугад постреливает. Боится, чтобы его врасплох не застали, — рассудительно пояснил боец и после минутной паузы добавил: — А впрочем, может, и догадывается.
Кое-где зажглись под деревьями костры. Серегин подошел к ближайшему, поздоровался с сидевшими вокруг него бойцами. Ему ответили дружелюбным хором и потеснились, давая место. Он протянул озябшие ноги к огню.
— Вы не из штаба армии, товарищ старший лейтенант? — спросил Серегина сосед, помешивая веточкой угли в костре.
— Нет, я из редакции, — ответил Серегин. Взглянув на соседа, он увидел петлицы лейтенанта. — А вы кто?
— Я командир седьмой роты, гвардии лейтенант Зарубин, — сообщил сосед. — Значит, с нами наступать будете?
— Да, конечно, — торопливо ответил Серегин. Он решил, что надо поговорить о предстоящем бое, узнать настроение Зарубина и его бойцов. — Вот дождались, наконец, наступления.
Но Зарубин не склонен был развивать эту тему.
— Вы в Баку до войны не бывали? — спросил он Серегина. — Что-то мне кажется, будто я вас встречал.
— Не бывал, А вы из Баку?.
— А как же! — ответил гвардии лейтенант таким тоном, будто для него было бы чрезвычайно странным предположение, что он не из Баку, а из другого города. — Родился, правда, в Воронежской губернии, а вырос и учился в Баку. Оттуда и в армию пошел…
Он опять стал размешивать веточкой костер, глядя, как хворост из черного становится светло-красным, будто откованным из раскаленного железа, потом рассыпается легким беловатым пеплом. Лицо у гвардии лейтенанта было цыгановатое: нос с горбинкой, не то карие, не то черные живые глаза, туго натянутая на скулах смуглая кожа.
— Ну вот, — сказал лейтенант, дружелюбно посматривая на Серегина, — теперь, кажется, начнется… Покинем мы свои насиженные места в горах и пойдем вперед. Хватит!
— Да, да, — задумчиво протянул Серегин, — давно пора!
Кто-то
Серегин вспомнил глухое, удаленное от переднего края селение Н., в котором располагалась редакция, вспомнил товарищей, Галину, все, что в этом лесном уголке уже стало привычным, и настороженно-тревожное чувство охватило его. «Где мы все будем завтра? — подумал он, наблюдая за костром. — Где окажется редакция? Где будет Галина?» Вместе с тем Серегин ощутил глубокую, волнующую радость близкого наступления, и эта радость вдруг захлестнула его теплой волной, сразу отодвинула воспоминание о Галине, наполнила сердце новым ощущением светлого счастья.
— О чем задумались, товарищ корреспондент? — перебил его мысли лейтенант Зарубин.
— Так, о разном, — ответил Серегин.
— Перед боем мы все думаем о разных делах, — философически заключил лейтенант.
— Командира роты к комбату! — прокричал, вынырнув из-за куста, связной.
Гвардии лейтенант вскочил и исчез в темноте. «Скоро начнется», — подумал Серегин, и ему показалось удивительным, что бойцы могут слушать смешные истории, беззаботно смеяться перед боем, который многим из них будет стоить жизни. Он считал, что все должны быть настроены более торжественно и серьезно. Ведь человеку о многом следует подумать в такие минуты. Но потом, прислушиваясь к голосам бойцов, продолжавших неторопливый рассказ, вглядываясь в их оживленные лица, озаренные красноватым пламенем костра, Серегин скорее сердцем, чем рассудком, понял, что все связанное с предстоящим боем ими передумано и скрыто в сокровенные глубины души и что встречают они бой, как и полагается русским солдатам: без страха, мужественно и спокойно.
Гвардии лейтенант возвратился и поднял роту. Костры забросали снегом. В молчании и тишине стали одолевать еще один подъем на гору. Подъем оказался коротким. Вскоре Серегин нащупал ногами ступеньки и, поднявшись по ним, очутился в ходе сообщения. Небо вдруг вспыхнуло. Серегин отчетливо увидел неровные края траншеи, шедшего впереди гвардии лейтенанта в армейской капелюхе, ажурное сплетение веток высоко над траншеей.
Ракета погасла, и ночь снова покрыла горы черным, плотным колпаком.
Судя по тому, что все разговаривали только шопотом и никто не курил, Серегин догадался, что вражеские позиции совсем близко. Привалившись грудью к брустверу, он всматривался вперед до боли в глазах, но ничего, кроме ближайших деревьев, не видел. Дальше все было завешено зыбкой, бесформенной пеленой, на которой возбужденное воображение могло вышить любые узоры. Через несколько минут Серегину показалось, что он видит ползущих между деревьями людей. Он зажмурился, тряхнул головой, но люди все ползли и виднелись уже явственно. А гвардии лейтенант будто и не видел их. Серегин уже собирался крикнуть «Немцы!», когда Зарубин сказал ему: «Наши саперы возвращаются». Потом потянул Серегина за рукав, и они влезли в тесный блиндаж.
— Покурим, — сказал Зарубин, — а то теперь не скоро придется…
Грея ладони огоньком папиросы, Серегин жадно затягивался дымом, казавшимся особенно вкусным. Гвардии лейтенант тоже курил взахлеб. Цыгарка поминутно освещала его блестящие черные глаза, отражаясь в них красными точками, горбатый нос и надвинутую на брови шапку. Сделав последнюю затяжку, он посмотрел на часы, бросил окурок и придавил его сапогом.
— Ну вот, — сказал он, — ждать уже недолго осталось. Великое дело — цыгарка!
Меняя маски
1. Унесенный ветром
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рейтинг книги
