Наш общий друг (Книга 1 и 2)
Шрифт:
В передней Фледжби остановился под старой широкополой шляпой и, машинально поигрывая посохом старика, проговорил:
– Красивая девушка... та, что в своем уме.
– Красивая и хорошая, - ответил Райя.
– Кто ее знает, - сказал Фледжби и свистнул.
– Надеюсь, впрочем, она не настолько испорчена, чтобы навести на контору какого-нибудь молодчика, который взломает здесь все замки. Ты не зевай, смотри в оба. И не приглашай сюда никаких новых знакомых, будь это хоть раскрасавицы. Полагаю, ты держишь мое имя в тайне?
– Будьте уверены, сударь.
– Если они спросят, назови меня Пабси, или Кo, или еще как-нибудь, только не по-настоящему.
Его признательный слуга - а признательность чувство глубокое, сильное, стойкое у представителей этой национальности - склонил голову и на этот раз в самом деле поднес к губам край одежды Фледжби, но таким быстрым, легким движением, что тот ничего не заметил. И Очаровательный Фледжби вышел из конторы, восхищаясь собственным хитроумием, с каким ему удалось обвести еврея вокруг пальца, а старик снова побрел к лестнице.
Райя поднимался вверх по ступенькам, слыша все явственнее и явственнее мелодичный зов или напев, и когда он поднял голову, над ним, в сияющей рамке золотистых волос показалось лицо девочки, чистым голоском повторяющей одни и те же слова: "Скорей назад! От жизни к смерти! Скорей назад! От жизни к смерти!"
ГЛАВА VI - Загадка без отгадки
Мистер Мортимер Лайтвуд и мистер Юджин Рэйберн снова сидели вдвоем в Тэмпле. Однако на этот раз мы застали их вечерней порой не в конторе нашего видного адвоката, а в столь же мрачных апартаментах второго этажа, на черной двери которых, похожей на тюремную, была дощечка с надписью:
Частная квартира
М-р ЮДЖИН РЭЙБЕРН
М-р МОРТИМЕР ЛАЙТВУД
(Контора м-ра Лайтвуда напротив).
Судя по всему, помещение это было снято и обставлено совсем недавно. Белые буквы дощечки отличались чрезвычайной белизной и чрезвычайно сильным запахом; свежая лакировка столов и стульев заставляла (подобно свежести леди Типпинз) несколько сомневаться в ее естественности, а ковры и дорожки сразу бросались в глаза чрезмерной четкостью узоров. Впрочем, можно было не сомневаться, что Тэмпл, имеющий обыкновение умерять тон как неодушевленным, так и одушевленным предметам, не преминет в самом ближайшем будущем навести свои порядки и здесь.
– Ну что ж, - сказал Юджин, сидевший налево от камина.
– Я чувствую себя более или менее сносно. Надеюсь, наш обойщик тоже ни на что не может пожаловаться.
– А с чего бы ему жаловаться?
– спросил Лайтвуд, сидевший направо от камина.
– Да, разумеется, - задумчиво проговорил Юджип.
– Ведь он не посвящен в наши финансовые дела и может пребывать в полном спокойствии.
– Мы ему заплатим, - сказал Мортимер.
– Заплатим?
– удивленно протянул Юджин.
– Да неужели?
– Во всяком случае, я намерен заплатить, - возразил Мортимер слегка обиженным тоном.
– Ах, я тоже намерен!
– воскликнул Юджин.
– Но у меня столько всяких намерений, что... что я ничего не намерен делать.
– Как так?
– У меня столько всяких намерений, мой дорогой Мортимер! Но они остаются всего лишь намерениями, а это равносильно ничегонеделанью.
Мортимер, удобно откинувшись на спинку кресла, с минуту смотрел на своего друга, тоже удобно откинувшегося на спинку кресла, потом вытянул ноги поближе к огню и сказал с улыбкой, которую Юджин Рэйберн, казалось бы, сам того не желая, всегда вызывал в нем.
– Однако твои причуды сильно раздули счет.
– И он называет мою домовитость причудой!
– воскликнул Юджин, возводя очи к потолку.
– Наша идеальная маленькая кухонька, - продолжал Мортимер, - в которой никто никогда не будет стряпать...
– Друг мой! Дорогой мой друг!
– перебил его Юджин, лениво приподняв голову со спинки кресла.
– Сколько раз мне приходится повторять, что важна не сама кухня, а ее моральное воздействие!
– Моральное воздействие на кого - на тебя?
– рассмеялся Лайтвуд.
– Окажи мне такую любезность, - с полной серьезностью проговорил Юджин, вставая с кресла, - пойдем обследуем ту часть наших апартаментов, которую ты столь опрометчиво подвергаешь осмеянию.
– Он взял свечу и провел своего друга в маленькую узкую комнатку - четвертую в их квартире, - заботливо оборудованную под кухню.
– Прошу полюбоваться, - сказал Юджин.
– Миниатюрный бочонок для муки, скалка, ящичек для пряностей, полочка с глиняной посудой, доска для резки мяса, кофейная мельница, кухонный шкафчик, в котором с большим вкусом расставлена посуда: кастрюли, сковородки, вертел, прелестный чайник и целая батарея колпаков для блюд. Все эти предметы могут оказать огромное моральное воздействие и пробудить во мне стремление к домовитости. Во мне, а не в тебе, ибо ты человек безнадежный. Откровенно говоря, я уже начинаю чувствовать на себе это воздействие. Будь любезен заглянуть в мою спальню. Видишь? Секретер красного дерева с множеством отделений, по одному на каждую букву алфавита. Для какой цели они предназначены? Допустим, приходит счет - хотя бы от некоего Джонса. Я сажусь за секретер, делаю на счете надпись "Джонс" и кладу этот документ в отделение на букву "Д". Почти то же самое, что получить расписку в уплате долга, - по крайней мере меня это вполне удовлетворяет. И я очень хотел бы, Мортимер, - Юджин сидел на кровати и вещал тоном философа, наставляющего ученика.
– Я очень хотел бы, чтобы ты, следуя моему примеру, выработал в себе пунктуальность и методичность и, живя в окружении предметов, которые оказывают огромное моральное воздействие на человека, обрел стремление к домовитости.
Мортимер снова рассмеялся и ответил на тираду своего приятеля обычными в подобных случаях возгласами: "Ну можно ли так паясничать!", "Какой ты чудак!" Но вот он умолк, и лицо его сразу приняло серьезное, а может быть, и встревоженное выражение. Несмотря на дурную привычку напускать на себя пресыщенный, равнодушный вид, - привычку, ставшую его второй натурой, Мортимер был очень привязан к своему другу. Он подпал под влияние Юджина, когда они еще вместе учились в школе, и по сию пору подражал ему, восхищался им, любил его ничуть не меньше, чем в те давно минувшие дни.
– Юджин, - начал он, - постарайся быть серьезным хотя бы минуту, я хочу серьезно поговорить с тобой.
– Поговорить, да еще серьезно?
– переспросил Юджин.
– Моральное воздействие начинает сказываться! Ну, говори.
– Хорошо. Хотя ты все еще не настроился на серьезный лад.
– В этой тяге к серьезным беседам, - пробормотал Юджин, как бы в глубоком раздумье, - чувствуется благотворное влияние мучного бочонка и кофейной мельницы. Я удовлетворен!
– Юджин, - продолжал Мортимер, не смущаясь тем, что его перебили, и кладя руку на плечо друга, сидевшего перед ним на кровати.
– Ты что-то утаиваешь от меня.